Мир уходящему часть 4, глава 4

                                                                                   глава 4
      И Шурка возвернулся «на круги своя» …
      «Додики» встретили Шурку радостно: музыканты ресторана, в котором он начинал свою карьеру исполнителя и аранжировщика, помнили и чтили его, интересовались его творчеством, радовались его непременным успехам профессионала, исполняли в своём ресторане его популярные песни. Сам Додик – предприимчивый еврей, саксофонист и бессменный руководитель, заметно располнел, и родимый sax-тенор теперь неуклюже громоздился на его толстом брюхе и как-то странно топорщился, сверкая золочёным раструбом. Намётанным глазом он увидел Шурку с порога и дружно скомандовал: «Туш!». Оркестр грянул здравицу! Потом из всех инструментов музыканты стали извлекать самые невероятные крикливые звуки, и эта внезапная приветственная какофония заставила ресторанную публику дружно повернуть головы в сторону эстрады, у которой спиной к этой самой публике стоял Шурка.
      - Уважаемая публика, дамы и господа! – возвестил Додик.
      - Товарищи, придурок… – поправил зал.
      - И товарищи придурки. Нас удостоил чести своим посещением, наш именитый земляк, а теперь уже и всемирно известный музыкант, автор и исполнитель популярных песен, которые мы все очень любим и с удовольствием поём и исполняем – наш бывший коллега Александр Родич! Он только что вернулся из зарубежного турне по Европам и получил…
      - Много текста, Давид: сворачивай на codu...
      - И получил любовь и признательность этой самой иностранной публики,
Зал дружно зааплодировал.
      - Я надеюсь, он сегодня ещё обрадует нас своим замечательным искусством…
      - Много пафоса, Давид. Будь скромнее, – заметил «всемирно известный музыкант», не будучи сам ни скромным, ни застенчивым. 
      - Скромность – путь в неизвестность… – парировал тот с готовностью. – Что ты будешь?
      - Буду, есть – я голоден.
      - Садись за столик. Угощение за наш счёт.
      - Рад вашей щедрости, но лучше мы потом… все вместе.… Сейчас я просто поем.
      - Всё равно садись, тебе поднесут.
      - Подадут, – как всегда с готовностью поправил Шурка.
      - Подают нищим, умник… 
      Шурка почувствовал неловкость.
      - Выходит это ты умник, Давид.
      - Я – еврей, Шурик, – и он лукаво подмигнул и улыбнулся.     

      Шурка сел за столик с табличкой: «Столик заказан». Даже, несмотря на аншлаги и частую нехватку мест, такой столик оставался в зале всегда: предусмотрительный директор держал его для экстренных случаев – слишком уж много было в советской хозяйственной системе знаковых фигур, которые могли внезапно к нему нагрянуть и не сумей он достойно принять их, угодить им, угостить и, от щедрот своих, «завернуть» и дать им с собой на дорогу – «греметь ему под фанфары» на поезде дальнего следования, в места, не столь отдалённые… К тому же, родственников, друзей и знакомых, криминальных авторитетов и партийных чиновников, зашедших «перекусить» с молоденькими секретаршами, и прочих желающих отдохнуть и повеселиться, развлечься, погудеть за свой и чужой счёт, а то и просто «на шару» – всегда было «хоть отбавляй», и будет, можно надеяться, в будущем…

      Чувствовал себя Шурка несколько стеснённо: присутствующие частенько посматривали на него, наклоняясь, друг к дружке перешёптывались, удовлетворённо кивали; иные чему-то улыбались; дамы сдержанно, незаметно наблюдали за ним; девицы откровенно и нагло пялились на него и недвусмысленно посмеивались. 
      Если быть честным – пялиться было на что, и интерес к нему оказался не случаен: кроме известности Шурка имел внушительную стать и красивое лицо.
      На смуглом лице его лежала печать неподдельного врождённого благородства, и это давало право небезосновательно полагать, что предки его, за исключением отца, рождённого и ставшего кузнецом уже в советское время, могли иметь более значимые для развития российских общественных процессов профессии, и быть хозяевами и деревни, в которой отец его жил, и самой кузницы, в которой ему пришлось работать. Как всех хозяев, – ставший в одночасье бесхозным, – пролетариат счёл нужным отправить Шуркиных предков осваивать бескрайние просторы Сибири. Отца же Шурки эта почётная миссия миновала: скажем, на момент депортации его выкрали и увезли цыгане… Короче, Шурка как внутренне, так и внешне, был создан Творцом по законам Вселенской гармонии, которая и была основной его отличительной чертой и главным его достоинством.

      Вдруг кто-то из-за спины, совсем как когда-то, прикрыл его глаза ладошками. Шурка выдержал паузу, во время которой молниеносно высчитал – кто бы это мог оказаться…  И не ошибся.  Это была она – ночная бабочка, запомнившаяся ему почти что детской непосредственностью, человечностью и добротой.
      Он обрадовался такой фамильярности, повернул к ней лицо и улыбнулся.
      - Ты меня узнал?
      - А почему нет? 
Поймал себя на мысли, что невежливо отвечать вопросом на вопрос и подумал: «Старею… теряю форму».
      - Ну-у… ты теперь… такой знаменитый весь.
Шурка недовольно поморщился.
      - Я присяду, - сказала.
      - Да, да, конечно, – Шурка встал и с готовностью пододвинул стул.
      Она имела вид: лицо её дышало свежестью, не было измождено следами обильных макияжей и недоспанных ночей – обычный удел провинциальных проституток, – сияло улыбкой счастливого человека.
      - Рад тебя видеть.
      - Правда? – она просияла ещё больше. – А я, знаешь… ты вроде как помог мне тогда посмотреть на себя другими глазами.  Я бросила это…
      - А как же дети, деньги, лекарства, одежда, пища?..
      - Поначалу было совсем плохо. Потом я взяла ещё одну работу – ночной няней в госпитале. Те же недоспанные ночи, смертельная усталость, но без побоев, без мата, без унижений. Но что это я – разболталась…
      - Нет-нет, я рад за тебя, но тогда почему ты здесь?
      - Да вроде как привычно: подружки… музыка… выпьешь иногда – жизнь не такой подлой кажется.
      - Замужем? – в лоб.
      - Что-то не хочется.…  Да и кто меня возьмёт, бывшую… и с двумя детьми…
      - А кто это знает?
      - Все знают…  И ты… тоже.
      - Я знаю – вот я и возьму.
      До сего момента она разглаживала ладошкой скатерть на пустом столе, невидяще глядя на это своё занятие. Теперь же, впилась пронзительным взглядом в лицо Шурки, но произнесла тихо:
      - Глупо так шутить. И подло. И… я за тебя не пойду.
      - Даже если я очень попрошу?
      - Проси хоть на коленях. Не пойду и всё тут…
      И Шурка встал на колено как средневековый рыцарь. Словно желая рассмотреть, взял её маленькую руку, лежавшую на коленке, и медленно поднёс к губам.
      Втайне наблюдавший за поведением знаменитости, зал привстал с мест и… ахнул!