Глава 8. И снова Шурка…

заметил, что ты ей понравился! – он явно был доволен своей прозорливостью.
     – Слушай, Витек! – вот такая девушка! – он сжал ладонь в кулак и вытянул вверх большой палец. – Из моей группы… Аннушкой её зовут. И парня у неё точно нет!
     Витька попытался изобразить равнодушие, а Шурка уже подталкивал его в комнату
     – Пойдем, познакомлю. Девчонка – что надо! Между прочим, отец у неё – военный летчик… И это прозвучало так, как будто летчиком была сама Аннушка.

     Музыка на какое-то время прекратилась. Аннушка с подругой сидели в танцевальной комнате на диване и о чем-то разговаривали. Шурка не церемонился. Прервал разговор, подтянул поближе друга, без предисловий назвал ему имена девушек и представил самого
     – Это Витя, мой лучший друг детства! Приехал проводить меня. Он тоже будет учиться в нашем техникуме.
     Последнее утверждение Шурки, конечно, было вилами писано, но сам он, похоже, уже в этом был искренне убежден. Представил, и тут же никакого внимания не обращая на Витьку начал весело с девчатами балагурить. Вновь заиграла музыка, и Шурка подхватил подружку Аннушки под руку и утащил танцевать. А Витька даже в себя не успел прийти от смущения, и разом, совсем внезапно, оказался наедине с Аннушкой. И надо было что-то делать. Он молча, тоже взял девушку за руку, и она сразу всё поняла, сама положила руку ему на плечо и увлекла на танец.

     «Эти глаза напротив, калейдоскоп огней…» – Валерий Ободзинский царствовал в комнате! Наверное, это был все-таки вальс. Но в комнате было слишком мало места, и кружиться в танце не было возможности. Все просто топтались на месте. И Витька топтался. И тоже – видел глаза напротив! Её глаза… И почему-то эти глаза были грустные, и тоже глядели прямо на него. Они танцевали, даже не прижимались друг к другу, смотрели глаза в глаза и всё. Не проронили ни слова. Все слова за них произносил Ободзинский
     – Вот и свела судьба нас… Только не отводи глаз…
     Песня закончилась, и кто-то тут же поставил её снова. Может быть, это музыка так завораживала, но они действительно не могли оторвать глаз друг от друга. Постепенно дистанция сокращалась и робко, очень робко прикоснулись они губами, а потом поцеловались ещё и ещё… Все это происходило в полумраке и будто бы все исчезло вокруг – кроме мягких податливых губ и глаз напротив, в которых растворялась душа…

     Больше они не отходили друг от друга ни на минуту и всю оставшуюся часть вечеринки провели вместе. В комнате танцевальной, целовались на виду у всех, и что о них думали эти «все» было им совершенно безразлично. Ведь если бы и захотели Витька с Аннушкой уединиться – невозможно было выйти на улицу. Там опять не на шутку разыгрался проливной весенний теплый дождь.
     А Ободзинский пел про неотправленное письмо, про унылый непрерывный дождь у тех ворот, про то, что любовь возвратится, если это любовь… И казалось Витьке с Аннушкой, что именно про них он поет свои песни. Ведь завтра они, едва успев познакомиться, так и не узнав ничего, друг о друге, расстанутся, и может быть – навсегда. Всё теперь зависело от Витьки, и он должен был постараться вернуться в Чирчик вновь.
     Надо было хотя бы немного поспать. Утром в девять часов, как штык, Шурка и еще два его товарища должны были, явиться в военкомат с вещами… Витька с трудом оторвался от Аннушки и подружки увели её с собой. А ведь они ничего друг другу так и не успели сказать…

     У военкомата Витька не хотел мешать прощанию Шурки с родителями. Он остался присматривать за «москвичом», а они пошли с сыном к военкомату. Шурка держался молодцом. В армию он шел с желанием и совсем не страшился солдатской жизни. Витька был уверен – он со всеми сумеет найти общий язык, и если необходимо сумеет постоять за себя. Друзья обнялись на прощание, и Шурка сказал
     – Витя! Есть к тебе одна просьба. Я оставил дома в Бурно-Октябрьском несколько книг. Их, я брал у преподавателя, который помог мне перевестись из Ванновского техникума в Чирчик. Ты когда поедешь поступать, обязательно возьми эти книги с собой. Мама в курсе. Она даст тебе адрес преподавателя, и ты обязательно отнеси книги ему. Скажешь, что это я забыл их дома, и попросил тебя – вернуть. Преподаватель поможет тебе – вот увидишь…
     Витька, конечно же, пообещал…

     Очень скоро собралось много народа у военкомата. Родственники, друзья, просто провожающие. Назад призывников из-за ворот уже не выпускали. Их размещали на площадке за высоким забором из металлической сетки. Подходить к забору близко, было запрещено.      Провожающие толпились, выкрикивали последние напутствия и всё никак не могли насмотреться на своих призывников. Ждали, пока их погрузят на автомобили и увезут на сборный пункт, доступа к которому у гражданских лиц нет.
     Девчата из Шуркиной группы тоже появились у военкомата, и с ними пришла Аннушка. Она и Витька почти одновременно увидели друг друга и поспешили навстречу. Вокруг и совсем рядом было очень много взрослых, и они осмелились лишь взяться за руки.

     Они не сдерживали эмоций, всё отражалось в их взглядах. Радость от встречи, в общем-то, для Витьки неожиданной, и её откровенная радость помогла ему избавиться от комплексов. Он остался самим собой – шутил, о чем-то расспрашивал Аннушку, сам что-то рассказывал. И было им как-то легко в эти последние часы, а может быть и минуты, общения. Витька пообещал, что непременно приедет через пару месяцев сдавать экзамены в техникум. Они обменялись адресами и пообещали писать друг другу письма. Не утерпели и несколько раз все-таки поцеловались. Витька забыл и про Шурку, и про дядю Володю с тетей Эрной, которые всё не могли оторвать взоров от сына за решеткой, и которых надо было не упускать из виду, чтобы не разминуться и не искать потом друг друга.
     Тетя Эрна позвала его неожиданно. Она деликатно стояла в сторонке и сказала издалека, что пора уезжать. И всё кончилось. Витька обнял Аннушку, несколько мгновений стояли они, прижавшись друг к другу, а потом он осторожно расслабил руки, повернулся решительно и, не оглядываясь, поспешил за тетей Эрной.

     В голове у Витьки был полный сумбур – радость, горечь, волнение, надежда… Изо всех сил он маскировал свои чувства – старался выглядеть равнодушным перед тетей Эрной.
     Не спеша возвращались они назад. Витька один удобно устроился на заднем сиденье и все еще был в плену переживаний. А тетя Эрна не выдержала, обернулась к нему и с серьезным выражением на лице, но с веселыми искорками в глазах произнесла
     – Ну-у Витя! А мы думали, что ты очень скромный парень… Какую девушку отхватил! Тебе теперь жениться на ней надо…
     И когда она говорила это, видел Витька в зеркале заднего вида, как сосредоточенное лицо дяди Володи тоже расплывается в доброй улыбке. Витька тоже что-то шуточное сказал в ответ и тетя Эрна от него отстала.
     Он все-таки не спал почти всю ночь. Дорога убаюкивала, опрокидывала в сон. Витька просыпался, старался отвлечься, бодрствовать, и опять проваливался… И тоже, когда въезжал дядя Володя в Бурно-Октябрьское, было совсем темно…