Ночные? Из детского сада?
– Нет, с забора.
– Покажи.
Пашка приволок трофеи и гордо продемонстрировал.
– Мародерствуешь, – отец досадливо закурил «Приму», – и тащишь домой дрянь всякую. Горшки треснутые, ни на что путное не годны.
– Мы гнезда в них сделаем, – скромно потупился Пашка, – для куриц…
– Гнезда? – отец ожесточенно, будто коросту, почесал лысину, а потом постучал пальцем по горшку. – Из этого? – постучал пальцем Пашке по лбу. – А ты не такой дурак, как маменька твоя, весь в меня. Ты чем порадуешь? – пожелтевший от никотина палец уткнулся в меня.
– Мы брусков принесли, жердей, тесин.
– Где взяли?
– Со склада, что возле сада.
– Молодцы, догадались, так держать! Никто вас не видел?
– Нет, – переглянувшись, в один голос сказали мы.
– Хвалю, – встал со стула, – айда в сарай, будем строить куриное царство.
Он бодро ломанулся на выход, мы, как журавлиный клин на юг, потянулись следом.
– Табуретку возьмите, – оглянувшись, велел отец.
В сарае он уселся на табуретку и начал руководить.
– Вон ту доску прибейте к стене. Нет, ниже, нет, выше, ровнее, еще ровнее, вот так. Колотите ее.
Пашка помогал, придерживая, я приколачивал.
– Вроде неплохо, – отец критически осмотрел нашу работу. – Для таких криворуких как вы, вполне прилично, – достал из внутреннего кармана «четверку», глотнул, закрутил, спрятал обратно.
– Теперь вон ту доску, нет, не ту, да, ту, вон на ту стену.
– Она же кирпичная, – сказал я.
– И что?
– Как к кирпичу прибивать? – спросил я.
– У неумехи руки не болят. В раствор бей. Всему учить надо, – сокрушенно вздохнул отец, – ничего сами не могут сделать.
С грехом пополам, погнув три гвоздя, прибили доску.
– Куроводство наука точная, – папаша изволил подняться и померить рулеткой. – Криво, но да ладно. Тут по бруску, потом отпили тут, – указующий палец порхал, как безумная бабочка, – потом вот так, как ножки.
Он снова рухнул на табурет, мы стали выполнять.
– Куры могут даже глистов жрать, – разглагольствовал отец. – Да, глисты вам не клесты, вот. Теперь жерди колотите. Не так. Поперек засаживайте. Левее! Ниже! Прибивай, – снова хлебнул водки. – У меня глаз-алмаз, я малейшую неровность вижу. Учитесь, пока я жив.
– Где эти падлы? – раздался от входа голос матери.
Пашка затравленно оглянулся и пугливо вжался в угол.
– Сейчас поубиваю! – подошла и заглянула в закуток. – Вы что творите, уроды?
– А что мы? – угрюмо спросил я, понимая, что отсюда не сбежишь.
– Вы какого рожна по грибы таскались?! – кипятилась мать. – Вам кто разрешил в лес ходить?
– Не ходили мы по грибы…
– Еще и врешь, скотина! – мать схватила молоток и двинулась ко мне. – Матери, которая тебя обстирывает и кормит, врешь???
– Да не ходили мы! – закричал я. – Это специально Бутую сказали!
– Вас Бутуй на складе видел? – встревожился отец.
– Нет, не на складе, а на перекрестке, что напротив Пищуков.
– Чего вас туда черт понес? – не поняла мать.
– Жерди добывали.
– Откуда там жерди?
– У Максиманихи из плетня вытащили, – сжавшись в ожидании побоев, признался я.
– Так этой склочне и надо, – сказала мать, опустив молоток. – Будет знать, как трепаться, а то язык, что твое помело.
– Мне вы сказали, что вас никто не видел, – воспользовался паузой отец. – Обмануть батьку родного пытались? За что? – жалобно всхлипнул. – За что?
– Уже набрался, – брезгливо посмотрела на него мать. – Курятники нам делать некогда, нам рюмка важнее.
– Ты, Валь, прямо как крепколобая! Ничем тебя не прошибешь! Умолкни, женщина! Ты совсем без царя в голове. Я делаю самую трудную часть работы – разумно руковожу процессом. Гвозди забивать любой дебил, вроде нашего Владика, может, а руководить это не просто молотком махать. Тут нужен талант, опыт, образование и особые знания, – покачнулся.
– Много ты в таком состоянии наруководишь? Иди лучше спать, жертва зеленого змия, – потянула его за рукав, но не тут то было.
– Уйди, женщина! – вырвал рукав. – Директор, как капитан корабля, покидает свой пост последним! Сама иди! У нас тут дело. Врагу не сдается наш гордый «Варяг», – заголосил.
Корова тревожно замычала, услышав пение.
– И черт с вами! – мать развернулась и пошла прочь. – Но если насест не сделаете, падлы купоросные, то домой лучше не заявляйтесь! Потравлю! Раскособочу!
До двух часов ночи делали насест под тусклым светом лампочки.
– Что мне снег, что мне зной, что мне дождик проливной, – вполголоса напевал отец, – когда тревожит геморрой, ля-ля-ля-ля-ля, ля-ля-ля-ля, ля-ля-ля-ля. Отличная штука, – наконец зевнул. – Паш, поболтайся на нем, проверим.
– Боюсь.
– Влад, тогда пробуй ты.
Я ухватился за доски, поджал ноги… С грохотом приземлился на пол.
– Надо доски толще делать, – посмотрел на развалины отец. – Завтра так и сделаем, а теперь пора спать.
– А мамка? – спросил Пашка.
– Что мамка? Сиську потерял?
– Она же сказала, что не пустит домой.
– Она спит давно, – отец устремился из сарая. – Если проснется, скажем, что сделали. Мозги у нее куриные, ночью все равно проверять не пойдет.
– Пап, тебя правда зеленая змея укусила? – потянулся за отцом Пашка.
– Знаешь, есть люди, которые страдают запором, но есть и другие.
– Какие?
– Которые запором наслаждаются, хи-хи-хи. Влад, табурет не забудь.
На утро мать первым делом ломанулась в сарай. Прибежала обратно взбешенная.
– Вы что там настроили, бездари???
– А что случилось? – безмятежно спросил отец, намазывая на толстый кусок вареной колбасы смесь сметаны, горчицы и хрена.
– Что вы сделали??? – мать задохнулась от негодования. – Какая-то лепиздряйка, а не насест.
– Насест сделали, – отец со вкусом вгрызся в свой «гамбургер», – согласно мировым стандартам. Ты, Валентина, не видишь дальше своей тарелки, – стремительно очищая сковороду, степенно рассуждал.
– Чего это я не вижу? – начала лихорадочно метаться по прихожей. – Ась? – приложила ладонь к уху, будто прислушиваясь.
– Конструкция собрана, осталось утвердить ее на опоры.
– На какие такие опоры? Эта груда хлама по-твоему на что-то годна?
– По-моему, да, – отец вымокал сковороду недоеденным кусочком хлеба и протянул его Пашке. – На, полуночник, ешь, заслужил.
Пашка жадно проглотил пропитанный жиром кусок.
– Размеры продуманы, – продолжал отец, – все просчитано.
– Я тебе не скотница какая-то, чтобы в этом разбираться! – вспыхнула мать. – Только ваша конструкция может рухнуть с опасностью для жизни.
– Исключено, – авторитетно заявил отец.
– Хорошо, – взяв себя в руки, плюхнулась на стул, – если все действительно так, то когда кур привезем?
– Кур? – отец встал из-за стола и рассеяно почесал лысину. – А вот в субботу и привезем.
– Почему в субботу? – подозрительно прищурилась мать.
– В субботу евреи не работают, – отец подхватил висящую на рогах шляпу и направился на выход.
– Евреи тут при чем? – не поняла мать.
– При том, – палец отца значительно указал на потолок. – При том, – понизив голос, повторил он и скрылся за дверью.
Мать вопросительно посмотрела на нас.
– Нам можно не работать в субботу? – осторожно спросил Пашка.
– Ты и без суббот не шибко обработался, – одернула мать. – Вас это не касается, это для нормальных. После завтрака идите свой насест утверждайте. К вечеру чтобы стоял как камень, – встала со стула и пошла собираться на работу. – И посуду не забудьте помыть, – обернулась на пороге спальни. – А то привыкли за мамкиной спиной прятаться.
Она ушла на работу, мы стали греть в большой кастрюле воду для мытья посуды.
– Как нам сделать этот подсест? – волновался Пашка. – Она нас убьет!
– Бруски по бокам вместо досок заколотим, – решил я, – они лучше держаться будут.
Бруски помощнее привычно добыли на складе. Весь день колотили, пугая свиней, подозрительно следящих за нами сквозь щели в деревянной стене.
– Я так оглохну скоро, – пожаловался Пашка.
– Если не сделаем, то оглохнуть не успеешь, – разгибая уставшую поясницу, успокоил я, – мать раньше придушит. Потерпи, сделаем и отдохнем тогда.
– У них же еще и мясо вкусное? – осторожно спросил Пашка.
– Ну… да, – сам я куриное мясо видел только в больничных бульонах, – вроде свинины, только светлее.
– Жирное?
– Ну… – все мои знания о курах исчерпывались электронной игрой «Ну, погоди», отнятой братом у нашей двоюродной сестры Маринки .
Утром в субботу отец поехал в райцентр за курами.
– Где он пропадает? – волновалась мать, хлеща чай из стакана. – У меня уже прямо мозги врозь от волнений.
– Чего ты волнуешься? – спросил Пашка.
– Потому, что у меня интуиция…
Отец вернулся после четырех часов дня.
– Здрасте вам в шляпу! – в дверях показался отец с мешком за спиной.
– Приехал! – возликовал Пашка. – Папка приехал!
– За мной! – тоном зовущего на штурм крепостной стены заорал папаша и пошел в сарай.
Мы, оживившись, бросились следом.
– Вот тебе и юбилей! – пришлепнул каблуками штиблетов отец и, опрокинув дерюжный мешок, выпустил под тусклый свет лампочки четырех понурых куриц. – Вот наши красавицы!
– Это что? – мать брезгливо ткнула пальцем в птичье прибавление. – Ты их с колбасного завода выкупил или на помойке подобрал?
– Отличные куры, – фальшиво улыбнулся отец. – Брюнгильдская порода, дипломированные.
– Витя, ты где их взял? – подозрительно уставилась на него мать.
– Купил! – гордо выпятил грудь отец, – там еще петух… – пнул мешок. – Вылезай, пернатый.
Из мешка выбрался помятый ощипанный птиц, напоминающий «блудного попугая» и затравленно огляделся по сторонам. Заметив отца и безошибочно признав в нем главного, мелкими шажками подобрался к нему и замер у ног, склонив голову набок и свесив крылья, похожие на пыльный потертый половик.
– М-да, – мать осмотрела приобретение. – Обогатились…
– А что такого? Что такого? – петушился отец. – Могла сама поехать и купить.
– Ты же специалист!
– Я агроном, а не куровод! – задрал нос отец.
Петух повторил его движение.
– Ничего нельзя доверить!
– Да ну тебя! – отец достал сигарету и досадливо закурил. – Нормальные куры и совсем недорого. Петух так вообще красАвец.
– Ты посмотри на них! Их же надо подсаживать на насест!
– Это у них акклиматизация. Придут в себя и взлетят. Глянь, какие у петуха глаза умные.
Словно подтверждая, петух вдруг звонко закукарекал. Пашка в страхе шарахнулся, ударившись спиной о стенку свинарника.
– Чего это он? – испуганно спросил брат.
– Он так время отмеряет, – солидно объяснил отец.
– И сколько времени?
– Без трех минут пять, – посмотрел на часы. – Спешит немного.
– Может его подвести можно? – спросил Пашка.
– Я тебе не Лысенко, кур воспитывать!
– Два дебила, – прокомментировала мать. – Что сын, что отец, два сапога пара. У обоих мозги набекрень.
– Да ну тебя! – отец в сердцах швырнул незатушенный окурок в угол и пошел домой.
– Затуши, – велела мне мать, – это источник пожара.
Я поднял сигаретный трупик, затушил последнюю искру жизни о шершавый кирпич стены и выбросил в приоткрытое оконце на навоз. Мать подняла ближайшую курицу и усадила на насест. Та крепко вцепилась в перекладину, со страхом глядя на нас.
– Висит, – прокомментировал Пашка и подошел поближе, чтобы лучше видеть.
– Еще бы, – подтвердила мать и посадила на насест вторую курицу. – Ваш батя из-за своей лени даже в носу поковыряться не может. Без меня бы давно загнулся. А за мной
