Сомнения деда Титка

звонок окажется таким удачным. Ее вежливо выслушали , предложили, не откладывая, приехать, захватив с собой  все имеющиеся медицинские выписки  из историй болезни . Домой вернулась поздно вечером: путь-то неблизкий, три с половиной часа только в один конец. Дед сидел на кухне, якобы пил чай , а ,на самом деле, ждал. Услышав звук открывающейся двери, встречать не вышел, лишь повернулся ожидательно.
   - Это я ,дед…
 - Вижу… - привычно хмыкнул Титок. - Ну, чего там, в Москве-то? Небось, опять одни… - он хотел было  привычно выругаться, но выражение лизаветиного лица   его удержало.
  - Я, дед, сама не пойму…Встретили хорошо, внимательно выслушали, сказали, что в начале следующей недели  пришлют корреспондента и телеоператора, чтобы снимать это…ну, кино, что ли…в общем,  передачу о Поленьке.
  - А ты им и поверила, - заключил дед, усмехнувшись горько. – Эх, Лизавета, доверчивая ты душа…
  - Поверишь, когда делать нечего, а делать надо. Надо грести.
  - А вот теперь понятно. Матрена заходила. Научила, богомолка хренова…
  - Да! Научила! – вдруг повысила голос Лизавета. Это было до того неожиданно (чтобы повысить голос на деда? И кто? Лизавета, внучка любимая, внучка единственная, свет в окошке! Такого никогда не бывало, да и представить такого  было никак нельзя!), что дед откровенно растерялся(тоже впервые в жизни),отступил, забормотал непривычно:
- Да я ничего…Так, по привычке…Ты не сердись, Лизанька…Не со зла ведь… - и умолк как-то побито.
  Тут уж пришла пора растеряться Лизавете: чтобы дед, да извиняться, прощения просить? Чудеса и только! Вот уж воистину неисповедимы пути твои, Господи!
  - И ты меня, деда, прости. Я же вижу, ты и сам измучился, только виду не подаешь, хорохоришься как всегда. Только чего ж делать-то? Приедут, снимут, покажут… А вдруг?
  - Я и говорю: доверчивая ты очень, Лизавета. Сама подумай, как это совсем незнакомые люди, совсем посторонние, тебе деньги будут присылать? С какой такой стати? Богач не пришлет, он жадный , богач-то, хапуга, он за копейку удавится. А бедный , может и хочет послать, а где же он возьмет-то, если бедный? Это диалектика, Лизанька, наука такая! Или эта…философия мирового зла, вот! Короче, сплошной марксизьм-ленинизьм! Вон, Петровича третьего дня у магазина  сердчишко прихватило, упал. Так что, кто к нему, думаешь, подошел, поинтересовался, дескать, чего это ты, дядя, посеред тротуара загорать удумал? Никто, ни одна… - и дед матюкнулся. - … не подошла! Даже наоборот, стороной обходили, да еще чуть ли не плевались – пьяный, дескать, обожрался и вот теперь валяется, проход загородил для культурных, мать вашу, граждан, никакой жизни нет с этими алкоголиками! Хорошо «скорая» мимо проезжала, подобрала, да только до больницы все одно не довезла, крякнул Петрович по дороге. Думали, на самом деле пьяный, а оказалось – инфаркт! Его бы хоть чуть-чуть пораньше привезли, глядишь, выжил бы, опять бы во дворе в домино играл, опять бы жульничал…Врачи сами его жене так и сказали: если бы пораньше, была бы надежда, а так… А он, Петрович, между прочим, на «заречке» почти пять десятков лет отбарабанил! Электромеханик высшей категории, это тебе не хухры-мухры, таких и всегда-то было единицы, а сейчас и подавно. На Доске Почета сколько раз висел! А помирал как собака! Никто и ухом не повел, не подошел, не спросил, чего с тобой, старый пенек? Вот тебе, Лизанька, и люди. Самые распоследние козлищи!
-    А те кто в «скорой»был? Кто подобрал его? Те тоже?
-    Ты эта…Ты, Лизанька, кой чего с пальцем-то не путай! У их работа такая – подбирать! Им за это деньги плотют!
- А с телевидения которые? Им какая радость так вот, добровольно, ехать к
нам за сто с лишним верст? Их ведь никто не обязывает! Сказали бы мне: извиняйте, ничем помочь не можем, и все дела, никакой канители. Здесь как?
- А тоже работа! Тоже деньги за нее получают! Не все же время про проституток да бандитов фильму снимать, надо и другие  передачи тоже зарабатывать!
 - Ладно, может и за зарплату… А баба Мотя? Почитай, каждый день к Поленьке ходит! Это как? Никакая не родная, просто соседка, своих внуков трое, да и по дому дел…Она-то чего? Без всякой зарплаты!
 - Мотька всю жисть малахольной была! – категорически заявил дед. –  Ей, бывалочи, самой жрать нечего, а другим давала! Малахольная, она малахольная и есть! Ходит – спасибо! Ей просто дома не сидится, привыкла летать-то целыми днями!
 - Прекрати! – не выдержала Лизавета. – Сейчас же! Что ж ты, дед, за наказание такое? Все тебе не милы, все кругом враги. Как же так жить-то, с такими мыслями?
  - Ничего! Можно! – огрызнулся дед. – Под семь десятков годков уже отбухал – и  скриплю пока, живой, знаю чего почем! Мне доверчивым быть не с руки, воспитанный не так, чтобы доверяться!
  В общем, разругались. Впервые в жизни. Что ж, в этой самой жизни всегда все когда-нибудь в первый раз бывает. А иногда полаяться, пар выпустить, это только на пользу. Даже очень полезно. И ничего страшного.

   Телевизионщики не обманули, приехали через неделю, а еще через неделю телепередача о Поленьке была показана по одному из главных телеканалов страны (дед демонстративно отказался смотреть «эту показуху, от которой толку ждать нечего».). А еще через неделю на специальный счет для лечения Поленьки начали приходить деньги. Дед, узнав о поступлениях, целый день , ошарашенный, просидел в своей комнате, а вечером , набычившийся, но похожий от этого не на быка, а на  старого обиженного индюка, появился-таки на кухне, молча попил чаю и вернулся в комнату. Лиза понимала его состояние и ни с какими торжествующими, а тем более язвительными разговорами к нему не лезла. Пусть подуется (прямо ребенок, честное слово!), и подольше подуется, тем быстрее ему захочется выговориться.  Так оно и произошло. Дед не выдержал  пытки (как это так -  на него не обращают внимания!), заговорил первым.
  - Много…прислали-то? – как будто случайно, нехотя, походя, дескать, просто так, из мимолетного любопытства, потому что все это – чушь собачья, поинтересовался он.
  - Почти пятьсот, - ответила Лизавета и уточнила. – Тысяч.
  - Хм… - деда по привычке потянуло съехидничать. – Благодетели, значит...Интересно… И кто же это такой богатый?
   Но Лизавета, казалось, его ехидства не замечала.
  - Действительно, дед, интересно. Присылают-то не такие уж и богатеи. Они, правда, много о себе не рассказывают, только некоторые…Вот, например, из Саратова. Многодетная семья, пять детей, хозяин трактористом работает, жена на ферме, дояркой. Пять тысяч прислали, попозже, написали, еще переведут…Фермер из Орловской области…Пенсионерка из Тюмени…Из Ленинграда студенты…
  - Ну и это…Почему?
  - Что «почему»?
  - Деньги присылают? Они что, у пенсионерки этой…и у других…лишние, что ли?
  - Не знаю. Навряд ли лишние-то. Пишут, что посмотрели передачу и хотят помочь.
  - И все? – не поверил дед.
 -  А чего еще-то?
  - Не, ты погодь… Что значит «хотят»? – деда привычно понесло, истомился, бедолага, без гневных обличений. – Хотят они, вишь ли…   Я, может, на Луну хочу слетать -  и что с того? Кто это меня пустит, если материальных возможностев не имеется, я финансовые деньги имею в виду. Что, у тех же, например, которые из Саратова, их девать некуда? Сама же сказала – пять детей! Или та же пенсионерка!
 - А вот пенсионерка как раз и объяснила.  У нее правнучка была, маленькая, три годика всего, и такая же болезнь как у нашей Поленьки. И не спасли, денег не хватило на операцию. Вот она и решила – своей не помогла, так чужой помогу. Я как ее письмо читала – прямо комок в горле.
  Дед нахмурился, ничего не ответил, снова ушел в свою комнату. Ночью он долго ворочался в кровати, никак не мог уснуть. Какой-то зудящей занозой сидел в его голове один-единственный вопрос – зачем? И опять – не должно так быть, не положено! Потому что человек человеку не просто волк, а самый настоящий волчара. Он, человек, по самой сути своей завистлив, бездушен и жаден. Одно слово – человек! Исчадие порока!
От этих привычных мыслей дед начал было успокаиваться, и вроде бы даже на сон потянуло, но тут  опять его ужалила эта проклятая заноза – зачем и почему? Настоящий дурдом, и тем более непонятно, что  и он, дед, и эти…доброхоты…в одном же обществе-то воспитывались, в одной великой державе под гордым названием Союз нерушимый республик свободных! А оказалось, не то что в одной стране – на разных планетах они произрастали, во дела! И бабка еще эта тюменьская душу разбредила… Нет, есть люди правильные, понятные, нормально воспитанные, которые за копейку удавятся, которые неукоснительно придерживаются строгих волчьих правил нашего сегодняшнего общества С такими все понятно, от таких лично он, Титок, никаких неприятных неожиданностей уже давно не ждет. Но оказывается, как говорил дедушка Ленин, есть и другая партия! Простые-рядовые, которых к богачам никак не отнесешь -  и на тебе, присылают! А те, понятные, которые пальцы веером, с золотых тарелок жрут, яхты покупают, на «Мерседесах» катаются, те – ни копейки. Уж кажется, от своих миллионов с миллиардами  им малую толику отстегнуть – раз плюнуть. Тем более, что все мы смертны, а они уже и на детей, и на внуков-правнуков, и еще на сколько много своих поколений досыта наворовали, так чего жаться-то? Опять же если не на кого копить, если один как перст, ни одного спиногрыза наследного нету и не предвидится, а хапать все хочется и хочется, это уже у человека болезнь такая, вроде алкоголизма, пьет – а все мало, все еще больше надо, тогда совсем уж непонятно. Ведь все свои капиталы в гроб-то с собой все равно не возьмешь, а и возьмешь, запихаешь как-нибудь, то опять же – зачем и кому? Если только червякам, так им твои капиталовложения до глубокого фонаря, они и забесплатно тебя переварят. Да и тебе-то уже все равно будет – есть у тебя деньги , нет их…пенсионерка еще эта как приклеилась…Да-а, похоже бессонница ему сегодня обеспечена.

   К концу месяца необходимая сумма была собрана. Поленьку ждали в одной из московских клиник. Дед провожал ее и Лизавету на вокзал.
  - Вы там это… -он хотел сказать «побыстрее», но вовремя спохватился и  испугался. Чего побыстрее-то? Не надо никаких побыстрее! Надо чтобы как надо! Сколько положено, значит столько и пробудьте. Старый дурак! Еще не проводил, а уже ныть начал! Вот язык, вот язык!
   - Ничего. Лишь бы все хорошо… -  и опять замолчал (чего «хорошо»? Накаркай еще!).
  - Ладно, дед, пора прощаться. Поезд подходит, - сказала Лизавета и чмокнула  его в предательски задрожавшую щеку. – Ты уж не скучай здесь.
   - Я тебе, деда, чего-нибудь из Москвы привезу. Какой-нибудь подарок. Понял? Ты только  жди обязательно! – шепнула Поленька ему на ухо, и у Титка от слов этих защипало в глазах. Чтобы не заметили  предательских слез, он нахмурился, пробурчал:
- Ну, идите, идите, чего уж сырость-то разводить. Долгие проводы – лишние слезы. Идите…

Поезд уже давно скрылся из глаз, а  Титок все стоял и стоял на перроне, все силился вспомнить, чего он хотел сказать Лизавете. А ведь чего-то хотел, точно...Спросить чего-то…Склероз, пора таблетки пить…Да какие к шутам таблетки. У меня теперь одно верное лекарство – погост. Хотя рано еще, надо девок дождаться. Обязательно, а как же…
  По пути домой он зашел в магазин, купил хлеба,