Гарри Поттер и Глас Народа

Ноябрь 1916 года

Генри Поттер, Гарри для родных и друзей, но только для них: все-таки член Визенгамота с 1913 года… так вот, Генри Поттер оказался в Бирмингемском университете, превращенном на время войны в госпиталь, не просто так.
- Непонятный, непонятный случай, - повторял Леонард, пока вел своего дальнего родствен-ника вдоль учебных аудиторий, где сейчас лежали раненые. - Хоть я и сквиб, но ты же знаешь, Гарри, сквибы могут видеть и воспринимать недоступное магглам. Его недавно доставили с кон-тинента, и…
- Ты хоть скажи, кого «его»?
- Связиста, младшего лейтенанта ланкаширских стрелков. Я как раз дежурил в приемном покое, когда его привезли, мы перекинулись парой слов, и оказалось, что он тоже из Бирмингема и учился, как и я, в школе короля Эдуарда. Он не по моей части, ведь я военный хирург, а у него даже не ранение, а пирексия неясного происхождения, но… С ним что-то очень странное. И мне кажется, Гарри, что это волшебство.
- Ты серьезно думаешь, что у твоего одношкольника-маггла какая-нибудь волшебная бо-лезнь, или сглаз, или проклятие? - спросил Поттер.
- Я бы не удивился. Во всяком случае, от лечения толку мало.
- От вашего лечения вообще толку немного… - вздохнул Генри, потомок славной династии зельеваров.
Леонард махнул рукой.
- Если бы министерство магии позволило использовать волшебные лекарства хотя бы в тя-желых случаях… - сказал он.
- Ты же знаешь, я пытался этого добиться. Но пока Арчер Эвермонд - министр магии, на та-кое рассчитывать не приходится… - Генри снова вздохнул. - И Визенгамот на его стороне. Даже мне трудно спорить с теми, кто говорит, что эта война - бессмысленная жестокость и что нарушать в ней нейтралитет - глупо и опасно.
- Доктор Гэмджи, вас зовут в приемный покой, - догнала их запыхавшаяся медсестра.
- Гарри, посмотри сам, хорошо? Он в последней палате справа по коридору, один, так что ни с кем не перепутаешь, - и Леонард устремился обратно вслед за медсестрой.

В последней палате справа по коридору и в самом деле лежал всего один больной.
Сначала Генри показалось, что над кроватью, стоящей под высоким стрельчатым окном, клубится дым, как будто пациенту вздумалось курить в постели. Но, присмотревшись, волшебник обомлел.
Над кроватью клубились… видения. Они колебались, словно дым, или пар, или языки пла-мени, перетекали одно в другое, но сами по себе были четкими и яркими.
Первое, что увидел Поттер, была белая башня, у подножия которой бил хвостом и изрыгал огонь огромный, каких на свете не бывает, дракон. Башня вспыхнула, словно факел, и обрушилась в пламя. Видение было настолько подробным, что волшебник разглядел и блестящее, будто сде-ланное из стали, тело дракона, и огненные стрелы, сыпавшиеся сверху.
А дальше видения начали сменять друг друга с головокружительной скоростью.
Сверкающие сталью драконы вдруг раскрылись посередине, и из них повалили мерзкие су-щества с кривыми мечами. Это были не драконы, а какие-то безумные машины!
Воин в золотых доспехах, с золотыми кудрями, ниспадающими из-под шлема, сражался с огненным демоном на краю обрыва, - и оба рухнули в пропасть: один - как золотая искра, другой - как горящая головня.
Ненадолго ужасы войны отступили, и Генри увидел, как из земли показался сначала сереб-ряный, а затем золотой росток, которые на глазах тянулись вверх, превращаясь в два прекрасных дерева: одно в потоках голубовато-зеленоватых листьев с серебристыми цветами, как у вишни, а другое покрытое гроздьями золотых соцветий, из которых сочился и капал на землю свет.
Но в разгорающемся зареве снег на горных вершинах сделался алым, как кровь, и рукотвор-ные драконы, блистая сталью и бронзой, извивались, наползали друг на друга, чтобы расшатать основания огромных врат высоко наверху, и вот уже белые стены пошли трещинами…
А потом все накрыла огромная, увенчанная белопенным гребнем зеленая волна, и волшебник вздрогнул и пришел в себя.
Он осознал, что сидит на свободной кровати напротив больного, над которым по-прежнему клубятся видения. Это был самый обычный маггл: молодой человек с коротко стриженными ру-сыми волосами и небольшими усиками, должно быть, ровесник Флимонта, единственного сына Генри. Выглядел маггл не слишком здоровым, но никакого сглаза или проклятия на нем, конечно, не было.
Молодой человек открыл глаза.
- Добрый день, - сказал он, щурясь. - Вы из медицинской комиссии?
- Я? Н-нет… - Генри взял себя в руки и собрался с мыслями. - Я родственник доктора… то есть майора Гэмджи, тоже… медик. Доктор Гэмджи попросил меня взглянуть на вас.
Собеседник чуть смущенно улыбнулся.
- Но у меня ничего серьезного. Прошел битву на Сомме без единой царапины - и свалился с обычной «окопной лихорадкой»…
Генри кивнул, сообразив, что надо сделать.
- Видите ли, я занимаюсь исследованиями в области медицины. Разрабатываю эксперимен-тальные лекарства, которые помогли бы многим… людям. И я постоянно ищу добровольцев. Если бы вы согласились принять участие в испытании моего новейшего лекарства от пирексии, я был бы вам чрезвычайно признателен.
- Конечно! - обрадовался молодой человек. - Моя матушка умерла от диабета до изобретения инсулина, и я буду очень рад оказаться полезным.
Генри достал из кармана небольшую фляжку с виггенвельдовым зельем, которую всегда но-сил с собой - просто на всякий случай, и подал больному, радуясь, что фляжка непрозрачная: ина-че ярко-зеленый цвет «экспериментального лекарства» непременно насторожил бы маггла.
Больной отпил из фляги, и глаза у него сделались круглые, как у всякого, кто первый раз пробует снадобье из крови саламандры с добавлением слизи флоббер-червей. Но все же он допил «лекарство» до конца.
- Вот и славно, - сказал Генри, поднимаясь. - Надеюсь, вскоре вам станет лучше.

Вернувшись домой, Поттер никак не мог выкинуть из головы странного маггла. Даже прочел за вечерней трубкой маггловскую газету, зачем-то прихваченную в кабинете у Леонарда. И пришел в ужас от описания битвы на Сомме: десятки тысяч убитых, применение отравляющих газов, самодвижущиеся бронированные лоханки... Но по крайней мере волшебник понял, откуда в видениях младшего лейтенанта взялись нереалистичные бронированные драконы, в которых пря-тались неприятного вида существа с кривыми мечами: то было не безумие, против которого бес-сильно даже волшебство. Однако в остальном видения маггла оставались загадкой.
Генри все казалось, что он что-то такое читал, и даже не очень давно, но воспоминание ни-как не давалось. Он подошел к книжному шкафу и принялся наобум вынимать оттуда книги, в ко-торых была хоть пара слов о волшебных видениях. И лишь убирая на место коричневый томик «Historia Regum Britanniae», куда заглянул, чтобы освежить пророчества Мерлина о красном и бе-лом драконе, он вспомнил.
Опустившись на колени, Генри извлек из нижней полки книжного шкафа пухлый мануск-рипт в кожаном переплете. На первой странице пожелтевшей от старости рукописи твердой рукой было выведено «Дневнiкъ достопочтѣннаго Рѣлстона Пωттера въ бъiтность ωнаго члѣномъ Вѵзѣнгамωта съ 1612 по 1652 гωдъ». И ниже «Vox audita latet, littera scripta manet».
Перелистав несколько страниц, Генри нашел нужное место и принялся читать, хмуря брови. Оторвавшись от чтения, покачал головой, повторяя «Не может быть! Не может быть! Что за пора-зительное совпадение!». А через полчаса его сова Софонисба уже летела в Бирмингем с письмом.
Утром, получив от Леонарда короткий ответ «Нет, его состояние не изменилось. А почему ты спрашиваешь?», Генри спешно собрался и телепортировался в Эджбастон, в знакомый ему чу-ланчик в здании Бирмингемского университета.
Идя по коридору, Генри думал, что единственное разумное объяснение - это погребин, кото-рого он в прошлый раз не заметил, будучи ошеломлен видениями. Допустим, погребин решил пе-ребрался к необычному офицеру британской армии от обычного пленного немецкого солдата, ко-торый, в свой черед, подцепил демона русской хандры на восточном фронте… Именно погребин внушает младшему лейтенанту сплин и не дает выздороветь, хотя дозы виггенвельдова зелья, ко-торую выпил больной, хватило бы для того, чтобы он избавился не только от своей пирексии, но и от большинства хронических болезней, которые могли быть у человека, признанного годным к строевой службе.
И теперь, подходя к палате, Генри нащупывал в кармане волшебную палочку: обычно по-гребину хватает пинка, но вдруг это какой-то необычный погребин, в пару своей экстраординар-ной жертве? Однако, приоткрыв дверь в палату и внимательно заглянув во все углы, Генри не увидел там ничего, напоминающего большой серый булыжник.
Волшебник подошел к кровати больного. Тот спал, и Генри услышал, как он прошептал во сне «Велико падение Гондолина…». И вглядевшись в клубящиеся над ним видения, Генри понял, что состояние молодого человека не просто «не изменилось», как писал Леонард.
Снова рушилась в огонь танков-драконов белая башня и падал в пропасть златовласый воин. К этому Генри был готов, но к чему он не был готов, так это к тому, как чудовищно изменилось видение о лунном и солнечном деревьях: мрак наползал на холм, где они росли, и из этого мрака возникло жуткое многоногое существо - огромный паук, даже больше акромантулы, - которое принялось сосать из деревьев сок, и их свет угас, и они превратились в два мертвых безлистых скелета на фоне меркнущего неба…
На столике рядом с кроватью лежал исписанный листок, и в глаза Генри бросились слова «и пусть ты выскажешь все то, что пытался сказать я, когда меня уже не станет…».
- Это письмо от моего друга, он сейчас на фронте, - раздался вдруг голос больного.
Генри вздрогнул и выпрямился.
- Простите, я не хотел вас будить. Как ваши дела?
- Не очень, - и молодой офицер бледно улыбнулся.
Генри присел на пустую кровать.
- Расскажите, как все было, - вдруг произнес он. - Там, на континенте.
И молодой человек рассказал. Очень спокойно, но от этого было только хуже.
О том, как покрытые маками поля превращались в грязевую топь, зеленые деревья - в обуг-ленные скелеты, бедные, но чистые деревенские домики - в руины.
Как его часть атаковала разрушенную деревушку, но атака захлебнулась, наткнувшись на колючую проволоку, и многие из его батальона полегли под пулеметным огнем.
О ничейной земле между окопами враждующих армий, которая была буквально завалена трупами: вздувшимися, гниющими, глядящими в никуда жутким остановившимся взглядом.
Он умирает, вдруг понял Генри. Слушая голоса своего народа, что он слышал сейчас, во время самой страшной войны, которую видел его народ? Крики и стоны раненых и умирающих, плач вдов и сирот. Едва ли стотысячная часть этих предсмертных криков и слез доходила до соз-нания молодого человека, но этого хватило, чтобы окрасить весь мир в черный цвет и обратить чудесный дар против его беспомощного владельца. Младший лейтенант - без остановки кружа-щееся веретено, что прядет из кудели голосов нить повествования, - был подобен юному единоро-гу, который еще не успел отрастить рог и потому беззащитен перед врагами и браконьерами.
Не приходилось удивляться тому, что виггенвельдово зелье не подействовало. Да, он прошел через чудовищную мясорубку битвы на Сомме без единой