Глава 23. Незнакомец

Уна пробудился от ощущения чьего-то присутствия и, осторожно повернув голову, сквозь едва сомкнутые веки увидел сидящего неподалеку в кресле жреца незнакомца. Казалось, тот мирно дремал с закрытыми глазами во тьме залы. Его одежда ничуть не напоминала темно-оранжевые одеяния жрецов храма и была скорее похожа на одеяния данаев, перехваченное у левого плеча изящной фибулой в форме истово кусающей себя за хвост змеи. Уна осторожно встал и направился было к выходу в поисках жрецов, но в этот момент незнакомец открыл глаза и посмотрел в сторону князя. Уна замер, пораженный поистине повелительной силе взгляда пронзительных голубых глаз, которым он изучал молодого владыку Мемфиса. Через некоторое время, видимо, удовлетворившись увиденным, незнакомец поднялся с кресла и произнес:
– Я рад приветствовать Вас, Уна-Амун. Ваша вера в силу Львиноголовой принесла исцеление вашему другу.
– Где главный жрец, я должен поблагодарить его за помощь, - князь выпрямил плечи и попробовал взглянуть незнакомцу прямо в глаза, но вынужден был отвести взгляд, вновь поразившись спокойной силе, не ломающей, а скорее сковывающей. Это точно не служитель храма, но тогда что ему нужно?
Незнакомец улыбнулся и, указав на статую Сохмет, молчаливо взиравшую на них, произнес:
– Жрецы? Они лишь служители Львиноголовой. Вот та, чья сила наделяет их поистине безграничными способностями к исцелению. Кого из них вы хотите благодарить?

Уна приблизился к статуе Сохмет, у ног которой стоял большой каменный чан. Взяв в руки изящный ковш на длинной ручке с навершием в виде львиной головы, он омыл стопы богини странного вида жидкостью. Кроваво-красные ручейки потекли по специальным желобам и собрались в чаше у ног статуи. Неужели слухи не врут и это действительно...?

Князь поднял поднял глаза и посмотрел в подведенные черной краской глаза богини. Пламя факелов отражалось в зрачках из искусно обработанного голубого лазурита. Казалось, в них пылает холодный огонь, и князь содрогнулся, вспомнив взгляд незнакомца. О Пта, что здесь происходит?
Он услышал, как незнакомец торжественно произносит древнюю молитву, стоя за его спиной:
– Пламенная, владычица огня, повергающая врагов дыханием своим, с пылающим сердцем, опаляющая горы..
Уна помнил о том, что ему, еще мальчику, рассказывал жрец-наставник о страшном гневе богини, задумавшей истребить род людской за непокорность своему отцу, Великому Ра. В прохладной библиотеке Мемфиса он с ужасом представлял себе величайшую засуху, голод и горы трупов людей, беззащитных перед праведным гневом богини, жаждущей крови. Как говорил жрец, тогда даже сам Ра пришел в ужас и созвал совет богов, чтобы решить, как успокоить богиню и не допустить уничтожения людей...
– Только Писцу богов удалось смягчить гнев Сохмет, - вновь раздался голос незнакомца, - Львиноголовая не всегда была столь милостива к людям... И добиться ее благосклонности, равно как и отблагодарить, можно лишь этим...
Он указал на чан, откуда Уна черпал посвятительную жидкость:
– Как вы думаете, князь, что это?
Видя, что молодой властитель Мемфиса находится в замешательстве, он с улыбкой продолжил:
– Ах да... В Мемфисе верят, что Тот успокоил гнев дочери Ра спокойными речами и заклинаниями...Что ж, это недалеко от истины. Но жизнь показывает, что самые красивые слова и помыслы всегда следует подкреплять делом, подчас даже хитростью. Особенно, когда речь идет о жизни людей...
– О чем ты говоришь? - Уна нахмурился, не понимая, куда клонит его собеседник.
– Простите, князь, мою дерзость. Я знаю, насколько в Жизни обеих Земель чтят супругу Пта, но мы в Гермополе верим, что разъяренную львицу вряд ли можно умиротворить сладкими словами. И Тот это знал...
Незнакомец вновь указал на чан с красной жидкостью:
– Так вот, князь. Это — пиво! Обычное ячменное пиво, которое варят в каждом стигийском селении
Уна изумленно молчал, а незнакомец, окунув пальцы в чан, подняс их к лицу, принюхиваясь. Затем продолжил:
– Насыщенный красный цвет пиву придает особый минерал, который был привезен по приказу Тота с Элефантины, где так любил бывать отважный Хнумхотеп...
– Но причем здесь Львиноголовая? - Уна все еще не понимал, что хочет сказать ему незнакомец и это начинало его раздражать. Когда, наконец, он сможет навестить Хесура и встретиться с главным жрецом храма?
– Этот минерал боги размололи, смешали с пивом и залили им поля, по которым Пламенная преследовала людей, изнывавших от зноя и жажды на краю пустыни, - невозмутимо продолжал незнакомец, - и богиня принялась пить эти реки крови, как ей казалось, чтобы утолить свою жажду мщения, пока не опьянела и не забыла о своей ненависти... Никакой крови, князь, как считают люди, в храмах Сохмет не проливается. Если только кто-нибудь не попытается нарушить покой их обитателей без их согласия. Но Львы Маахеса не столь доверчивы...

Незнакомец усмехнулся, и видя, чтоУна все еще потрясенно молчит, сказал, указывая на статую Сохмет:
– Силу богам, Уна-Амун, придает наша вера в них. Поэтому совет богов разрешил Тоту пойти на хитрость ради спасения тех, кому они обязаны свои существованием. Уничтожение людей означало бы их собственную смерть.

Смерть богов? Уна, наконец, понял, кто перед ним — безумный святотатец! Эти гермопольцы... Не зря ведь шепотом говорят, что «Тот, чье имя нельзя называть», отринувший великих богов, вырос в этом городе. Уну стал бить озноб. Кто этот человек? Почему Сохмет не покарала его самого, призвав диких пустынных львов? Куда делись жрецы храма?
Незнакомец приблизился к нему на расстоянии вытянутой руки. Его голубые, как у статуи Львиноголовой, глаза сияли странным светом, а голос эхом отдавался от стен главного зала:
– Вы верно не знали, князь, что в Гермополе Тот написал на древе джед историю правления Владык Стигии? Там есть и ваше имя, Уна-Амун...

Уна хотел выбежать из залы, но ноги не слушались его, и он бессильно опустился на стул, на котором незнакомец терпеливо дожидался его пробуждения. Он практически простонал:
– Я прикажу вырвать тебе язык. Ты не только святотатец, но и лжец, - ему хотелось наброситься на говорившего, который посмел вскрыть уже начавшую заживать рану примирения с самим собой, своей судьбой князя, над которым священная Уаджит никогда не раскроет свой капюшон. Он почти прокричал:
– Владыка, который вынужден избегать родного города? Владыка, чей единственный спутник — старый больной писец, а тот, кого считал другом — преступник, осквернивший храм Амона?

Уна до боли сжал кулаки и попробовал встать, чтобы втоптать незнакомца в глиняные полы святилища Сохмет, напоить ее настоящей, неподдельной кровью безумца, но, не могущий пошевелиться, в бессильной злобе вновь рухнул на стул. На него находило какое-то затмение, словно он падал в густой туман, который скрывает воды священного Нила в ранние утренние часы. И будто издалека, из-за самых дальних порогов великой реки, он услышал «Апис был убит, князь...».