ДОМ

грациозное тело ласковым и в тоже время жгучим лучам солнца, и он будет читать ей свою самую любимую книгу. Он представлял себе, как они будут кататься на лодке, она будет сидеть впереди, прикрывшись от жаркого солнца зонтиком, а он будет грести веслами… Но, как известно, жизнь все же иногда идет наперекор желаниям. Сначала он отправился в город учиться, пообещав ей, приезжать каждые выходные, затем через два года уехала она, никому ни чего не пообещав, лишь оставив ему послание, выведенное на его столе, на слое пыли: «Я потерялась. Не выдержала, не дождалась и потерялась». Катя легко открывала дверь его комнаты шпилькой для волос, и когда Петро отсутствовал, она всегда сидела в его комнате, и либо рисовала, либо читала его любимые книги.
   Петро распахнул окно, впуская в комнату запах дождя и яблонь, стянул с себя ботинки, и лег на матрас, подложив руки под голову. «Вот ведь как бывает то!», - думал Петро Себла, глядя через окно, как с неба льет дождь, -  вот так живешь себе тихо и мирно, радуя родителей первыми шагами, первым словом «мама», первой улыбкой, и думаешь, что так будет продолжаться вечно, но нет – автокатастрофа и все тут. И у тебя новый дом. И вроде новая семья, и все к тебе хорошо относятся, но все равно ты каждый день ощущаешь себя чужим. Ох, где же ты Катя? Мы же вдвоем с тобой в этом вареве варились с самого начала. Они то хоть тебе родные дед с бабкой. Это я должен был уйти, а не ты. Мы ж росли вместе. Как брат и сестра. Ты была мне самым дорогим человеком на земле. Где ж ты теперь? Я проклял того водилу, из-за которого наши с тобой родители погибли, хотя и знаю, что ты бы этого не одобрила, ты выше этого. Но парой, знаешь, как мне нестерпимо хочется взглянуть на своих родителей. Сидеть рядом с ними, и делиться своими победами и поражениями. Хотя я и знаю, что я в любой момент могу сюда вернуться, и мне здесь будут всегда рады, но все же. Черт! Куда же ты подевалась? Хоть бы оставила хоть одну подсказку, где тебя искать! Неужели ты вот так легко могла со всем расстаться? Да я знаю, что мы виделись все реже и реже, но таковы обстоятельства, и ты прекрасно это знаешь, и мы должны были пройти через это. И я не верю в то, что ты вот так легко могла сдаться. Это подло с твоей стороны».
   В дверь тихо постучали.
   - Да, - отозвался Петро.
   - Можно войти? – спросил из-за двери Афанасий Данилович.
   - Конечно.
  Афанасий Данилович вошел в комнату, и сел на матрас рядом с Петро Себла, тот тоже принял сидячее положение.
   - Одиноко тебе здесь, Петро, не так ли?
   - Да, - ответил Петро, ничуть не удивившись вопросу Афанасия Даниловича.
   - Я тебя понимаю. За последние несколько лет дом словно на сквозь пропитался одиночеством, хотя другого мы со старухой моей и не ожидали. Всему рано или поздно приходит конец. Вот только не знаем мы, когда конец был. То ли он настал в тот день, когда наша дочь с мужем и с твоими родителями погибли, оставив нам на попечения Катю и тебя, то ли тогда, когда вы исчезли. С тобой то проще. Ты хоть досягаем, хотя бы иногда подаешь признаки существования.  А вот с Катей все гораздо сложнее. Когда ты уехал в город, она просто места себе не находила, да и мы ей не могли ни чем помочь. Что ей до нас? У неё в одночасье весь мир рухнул, она перестала писать, она постоянно была в этой комнате. Я даже не уверен, что она читала что-нибудь. Сколько раз я не заходил в комнату, она постоянно лежала на этом проклятом матрасе, да в небо смотрела, когда у неё дел никаких не было.  Что она там видела - Бог её знает. При тебе то она вида ни какого не показывала. Та еще актриса была! – как-то горько ухмыльнулся Афанасий Данилович, и продолжил, - да, только нервы то у неё не железные, вот и не выдержало  сердце девичье. Да и нам, знаешь ли, очень тяжело было. Мы и так то, только благодаря вам с Катей, еле пережили потерю дочери, так еще и вы разбежались, - Афанасий Данилович вытер рукавом старого свитера, скупую старческую слезу, - вот тут то старухе моей плохо и стало сердцем. Еле выжила. А мы с ней всю жизнь вместе прошли, и столько выдержали и пережили вместе, и если с ней что станется, так у меня в подвале всегда ружье наготове,  что б чуть что сразу вслед за ней поспешить. А то как же она там без меня? Ух…
   - Афанасий Данилович, ну что вы такое говорите? – удивился Петро и положил руку старику на плечо.
   Афанасий Данилович отдернул плечо, и закричал:
   - Молчать! Что ты можешь знать глупец? Любила тебя наша Катюша, души в тебе не чаяла! А ты уехал. И постоянно уезжал. Да и не был никогда здесь по настоящему! И не будешь. Я знаю, что ты уедешь завтра, и бабке моей снова худа сделается, и снова она будет сидеть вечерами, смотреть на яблони, да на тропинку, дожидаясь, что кто-нибудь из вас вернется, и сможет похоронить нас, поскольку мы уж как полвека назад поклялись друг другу, что уйдем на тот свет в один день. И уйдем рано или поздно без всяких надежд и веры на вас. А теперь послушай меня, пожалуйста, - сказал Афанасий Данилович уже спокойным голосом, - выйди через заднюю дверь по-тихому, и так что б бабка не видела, и уезжай с четырехчасовым поездом обратно. И прошу тебя, ни когда не возвращайся.
   Слеза упала на грудь старику, но он даже и виду ни какого не подал.
   - Но, - начал было Петро.
   - Уезжай, я сказал. Твое пальто лежит у двери.
   Петро Себла встал с матраса, оглянул в последний раз некогда родную комнату и вышел из неё, оставив старика одиноко сидеть на старом прохудившемся матрасе, взял пальто с пола, что лежало у двери, тихо спустился по лестнице и вышел через заднюю дверь во двор.  Так он шел до самой железнодорожной станции под дождем, неся свое пальто в руке. «Вот и всё. Последние концы в воду! И что это и есть та самая долгожданная свобода? Черт бы меня побрал! Теперь и дома нет. И ни кого нет. И бежит на неведомый зов волк степной, оставляя позади себя весь мир», - думал Петро Себла, бредя под проливным весенним дождем к станции. До поезда оставалось чуть больше часа, Петро зашел в деревенский магазинчик и купил себе небольшую фляжку коньяка, и спросил разрешения подождать поезда в магазине. Он стоял по привычке у окна и попивал маленькими глотками коньяк. «К морю. К морю», - шумело у него в голове. За несколько минут до поезда, отправляющегося в город, прибыл поезд из города, и люди из неё высыпали под дождь – кто, неся в руке зонт, кто просто прикрыл голову пакетом. Петро стоял и смотрел на разбредавшихся людей безразличным и замутненным взглядом.  Затем он увидел, как к платформе приближается его поезд, он выскочил  из магазина и побежал на платформу, по дороге выкинув куда-то в кусты остатки коньяка. Заскочив в вагон, он занял первое попавшееся свободное место, и устремил свой взор на удаляющийся в противоположную сторону поезд. Тут и его поезд тронулся, и тогда он увидел на платформе одиноко стоящую девушку. «Как удивительно похожа она на Катю», - подумал Петро, и поезд его повез прочь, сметая на своем пути обрывки воспоминаний…