5. В стороне от... Часть первая. 5-я глава

­­­В СТОРОНЕ ОТ...


Часть первая

Глава пятая

Я встал и пошёл. Даже и не запомнил, с чего и как я поднялся – может быть, сидел на пне, а может быть, прилёг и прикорнул на траве. Но мне уже не хотелось там оставаться. К тому же – этот неотступно доносящийся откуда-то запах…

И сначала всё шёл и думал, с какой же лёгкостью вдруг расстался я с той поляной. И шёл всё быстрей и быстрей, пока не прекратился туман. И подумалось: что же будет потом, когда закончится утро – наступит ли день? Однако солнце уже было высоко, и порядком пригревало. Я устал и вспотел. Снял пиджак и перекинул через плечо. Нашёл пенёк, присел, чтобы отдохнуть и отдышаться. Внезапно ощутил: перестал преследовать запах. Как хорошо! И вроде бы совсем не тревожно.

На всякий случай, позвал – перечислил все имена и прозвища, какие помнил. Но никто не потревожил моего, вероятно, кажущегося мне, но и как будто с каждой минутой всё невозмутимей воцарявшегося внутри меня и вокруг покоя. Только лес, лёгкий ветер, пронзительно чистый воздух, подогретый лучами солнца, мерное поскрипывание чуть заметно покачивающихся сосен и щебетание птиц.

Незаметно ко мне подошла Марго. Она достала из дорожной сумки большой плед и принялась расстилать его рядом. Я встрепенулся, словно очнулся от сна, и вскочил с пня.

– Подожди, Марго, я помогу, – сказал я, расправляя сборившиеся края пледа.

– Ты опять смотрел этот фильм?

Марго вскинула глаза и взглянула насмешливо. На разрумянившемся лице, обрамлённом туго завязанным на её голове платком, промелькнула улыбка.

– Почему? – недоуменно, не сразу вникнув, о чём она, спросил я. – Какой ещё?.. А!.. Да нет!.. А почему ты спрашиваешь?

– Хм, – усмехнулась Марго. – Просто давно ты меня не называл так.

Глупышка! Она почему-то думает, что это связано с каким-то там фильмом! И почему, если рассудить, обязательно – с фильмом? Да, мне нравилось одно время его пересматривать – впрочем, не все серии, а полюбившиеся сцены. Однако ещё задолго до того, как появился фильм, я читал, и не раз, сам роман. Конечно, некоторым моим знакомым он не нравится. Но я – хотя это и было давно – всерьёз считал этот роман чуть ли не лучшим из всех произведений Булгакова.

– Да? – всё ещё продолжал недоумевать я. – И как же я тебя называл?

– Да никак! – Марго обиженно плюхнулась на плед и облокотилась на подогнутые колени. – Ты даже по имени меня давно не называешь… Всё какие-то прозвища…

– Так у тебя есть имя?!

Я неожиданно чему-то обрадовался и, усевшись рядышком, спиной прижался к её спине. И так весело рассмеялся, что Марго, решив, вероятно, что я пошутил, рассмеялась тоже. Затем примолкла. Я тоже молчал, слушал шум леса и впервые за долгое время по-настоящему наслаждался этим зыбким, может быть, даже иллюзорным, но так сильно в эти минуты переполнявшим меня ощущением свободы, которое рядом с Марго казалось неподдельным.

– Скажи, – чуть слышно и как-то вкрадчиво произнесла она. – Почему ты… такой?..

– Какой? – машинально спросил я.

– Молчаливый, грустный, – немного сбивчиво заговорила Марго. – Мы так долго не виделись… И вот – уже несколько дней… Ты будто не со мной… Я соскучилась.

Она плотнее прижалась ко мне.

– Почему ты в платке? – спросил я.

Я думал о своём и пока что не понимал, о чём она говорила.

– Хм! – усмехнулась Марго. – Разве тебе не нравится?.. А всегда говорил, что нравится.

– Что? – переспросил я.

– Ты всегда говорил, что тебе нравится, когда я в платке.

– Разве? Тебе – такое говорил?! – удивился я.

– Что с тобой? – тихо, но с заметным беспокойством в голосе спросила Марго.

И я вдруг захотел ей рассказать о жене. Я не помнил, говорил ли я с ней когда на эту тему. И словно в ответ на мои мысли она заговорила сама:

– Перед тем как нам поссориться… Нет, мы не ссорились!.. Ведь мы же договорились, что никогда не будем ссориться! Но ты сказал, что у тебя жена и сын. И я сама прогнала тебя. Но когда ты где-то там пропадал, я всё проверила… Прости, я не могла просто так сидеть и реветь… Я должна была что-то делать… Я встречалась с твоей матерью… У тебя нет ни жены, ни ребёнка… Ты всё это, выдумщик мой, непонятно зачем насочинял.

Я вскочил на колени и развернулся, силой развернул к себе Марго. Она тоже оказалась вынужденной встать на коленки. Испуганно вскрикнув, она удивлённо на меня посмотрела. Я исступлённо буравил её лицо глазами.

– Так это… Ты? Ты?! – изумлённо прокричал я, встряхнув её за плечи.

«Марго… Нет – не Марго. Жена?.. Нет... Нет! Нет! Нет! Это не так! Это не то!»

Я вспомнил.

Слегка оттолкнув её, снова уселся к ней спиной. И почувствовал, как она отвернулась, издав при этом какой-то нарочито женский, но свойственный только ей звук: не то усмешка, не то вздох облегчения. Я помню почти все её такие звуки. Теперь помню.

Она не обиделась. И не убежала. Она вновь присела и спиной прижалась ко мне.

Она никогда не убегала – мне это нравилось, только это. И не давила. Не требовала. Каких-то чувств. Чувственности? Что это – я не могу подобрать подходящего слова? Впрочем, мы – не могли. Она была рядом. Я был рядом. Но что это было? Или есть? Или, может быть, никогда не прекращалось?

***

Мы сидели прижавшись спиной к спине.

– Скажи, кто я для тебя? – спросила она вдруг.

– Ты рядом. Наверное, это что-то значит, – сказал я.

– А ты?

– Не знаю.

Я мучительно пытался вспомнить всё. Всё, что нас связывало. Её туго повязанный платок. Везде только он всплывал в памяти. Что там – под этим платком? Я не знаю, какая у неё причёска. И не могу заставить себя повернуться к ней. Как мне попросить её, чтобы она сняла этот чёртов платок?

У пня лежала сумка. Из неё выглядывала какая-то брошюра. Я взял, полистал. «Ну конечно, – подумал я. – Что же это ещё может быть? Святые. Пётр и Февронья. Житие. – И усмехнулся. – Хм! Дочка в платочке». Захотелось было произнести вслух, но не решился. Почему? И откуда взялись эти слова? Припомнилось: сарай средь скал. Тогда мне также было не по себе от этих слов. Они звучали в голове, и я боялся ненароком проговориться. Вдруг бы их услышал Вова. Или Кореш. Но не только из-за этого мне было стыдно их произнести. Теперь я понял: мне было стыдно перед ней.

Она снова заговорила:

– Когда я училась в школе, в нашем классе был мальчик, который мне очень нравился. А он не обращал на меня внимание. Я понимаю, каково это.

– Не знаю, – сказал я. О чём-то задумался. А после спросил. – Я тебе нравлюсь?.. Ну… Может быть… Ты меня… это?..

– Ты сам должен чувствовать.

Она примолкла. Я тоже молчал и думал... Вдруг вспомнилось. Словно на берегу реки меня внезапно окатило холодной волной. Я вспомнил, как впервые при ней напился. На вечеринке, куда нас пригласили какие-то её знакомые. Собственно, знакомых у неё чуть ли не с каждым днём становилось всё больше, и чуть ли не каждый день нас куда-то приглашали, и я всегда чувствовал неловкость от этой её способности легко и непринуждённо знакомиться. Идя туда, мы тихо радовались погоде – было морозно и безветренно. Да и разговаривать-то особо было не о чем. Полдня гуляли, восхищаясь сначала солнцем, потом солнцем, отражавшемся в куполах церквей. А там перед ужином ко мне подошёл маленький мальчик и назвал меня папой. Но только уже после того, как мы вышли оттуда, я был, казалось, по-настоящему счастлив. Нет, вовсе не потому, что появилась тема для разговора, во время которого говорил лишь я, а она с интересом прислушивалась. Я счастлив был каким-то собственным сытым самодовольным счастьем – что вот я такой пьяный и состоявшийся, всего-то сделал шаг и вмиг переступил черту, чудесным образом преодолев немыслимое доселе расстояние. И шёл довольный, в шапке набекрень, уже воображая себя преисполненным достоинства мужем, а она, словно покорная и верная жена, семенила рядом, заботливо придерживая меня под руку – лишь бы не упал, только бы не расшибся. А впереди, на снежной горке, освещённой уличным фонарём, как будто резвился наш сын. Конечно, я с умным видом рассуждал тогда и о матерях-одиночках, и о чём-то фрейдовско-юнговском, поминая мальчика, назвавшего меня папой. Но напоследок взгромоздился на горку, кубарем скатился вниз и, вдоволь вывалявшись в сугробе, решил-таки и сам ещё побыть таким мальчиком.

– Помнишь? – спросил я и осёкся.

– Что? – переспросила она.

В её голосе прозвучала готовность услышать всё, что бы я ни сказал. Я помню эту её готовность. Иногда меня это раздражало.

– Тот мальчик… – Впрочем, уже без охоты выдавливал я из себя. – Он… Назвал меня… Хм! Он называл меня папой.

– А! – Я почувствовал как она улыбнулась. – Ты тогда так много выпил, что я всерьёз напугалась… А почему ты вдруг вспомнил?

– Так.

– Странно, – сказала она задумчиво.

– Что именно? – поинтересовался я.

– Трезвый ты этой темы почти не касаешься…

«Странно, – подумал я. – Как раз эта-то тема меня больше всего и волнует. По крайней мере, в последнее время… И вообще – за кого она меня принимает?! Ну выпил я, там, несколько раз… За всю-то жизнь!»

– С твоих слов, – возмутился я, – получается, что я совсем пропащий!..

– Что ты!.. Я вовсе не хотела…

– Ты прямо – как те… – Я уже не мог унять накатывающего на меня возмущения.

– Как – кто?.. Что с тобой? – С искренними нотками беспокойства выдохнула она.

– Да те самые!.. Нюхачи!.. Что лишь заслышав перегар, уже думают, что всё про тебя знают!.. – С досадой понимая, что произношу не свои слова, я почему-то не смог остановить свой гнев.

«Ништяк! – Внезапно услышав в голове неприятный голос Вовы, я завалился на спину, мгновенно потеряв опору. Так неожиданно проваливается под ногой педаль неисправных тормозов. – Давай! Мочи её!.. Ха-а-а!.. Чтоб мокрого места от неё не осталось… Ха-а-а – нехилый каламбурчик!..»

«Молодец! Прошёл проверку! Пять баллов! – Диалог в голове продолжился. Кажется, теперь это голос нетипичного нарколога. – Наконец-то с твоей помощью мы выявили засланца!.. Ату! Во тьму её! В самую что ни на есть – внешнюю!»

***

Под гулкую болтовню раздававшихся в голове голосов я лежал и напряжённо пытался уловить свои мысли.

Я всё ещё ощущал под собой её плед.

«Забыл сказать…»

Я хотел ей сказать, что точно так же как бухой Кореш всего лишь ник, то и я совсем не такой... Ведь я же точно знал, что она обо мне думает!.. И что слова ничего не значат!

«Ведь я хороший человек… Я – день, а не ночь!.. И только так она способна обо мне думать. Я знаю её мысли, когда она рядом… Я слышу, слышу!.. А говорить и не нужно! Ведь и говоришь-то потому лишь, что думать устал!..»

– А и незачем думать, когда все мысли о постороннем! – Снова голос доктора. – В стороне от… От чего? Ты не сможешь… Никто из вас!.. Вам ни за что не определить это никчёмными вашими словечками! А ваши слабые мыслишки всегда упираются в многоточия… О! Лесенка уже наготове!.. Лесенка из сплошных многоточий! А алгоритмы, архетипы – мечты-ыс!.. Только она! Лесенка вниз! За пределы всех определений!..

– Что правда, что кривда… – Голос Кореша. – Впрочем, одно другому… Однако ж вопрос: кому – что?..

«Я – ник. Об этом ей не сказал… – Чужие мысли перебивали, но я всё же старался думать. – Да какой к чёрту ник?!. Всё равно бы не поняла. Ведь, насколько помню, тогда мы и не слыхивали не только об интернете, но и ни о каких