Мне 9 лет. Каникулы перед третьим классом. Мы только что переехали на другую квартиру, которая нашей семье досталась путём сложного обмена. И вот в комнате, где я теперь живу с братом и сестрой, стоит в углу у окна большая клетка с белками, наши кровати и шкаф у двери. Откуда он у нас – не знаю, он такой тёмный, с двумя дверцами: за одной из них – полки, за другой – длинная вешалка с плечиками, на которые можно повесить разную одежду, пальто, Юркин пихор с подстёжкой, девичью школьную форму. И прямо на этой дверце изнутри есть загадочная тонкая палочка – горизонтальная перекладина. Она гладко отшлифована. Зачем она там? Мать сказала, что она в шкафу нужна для того, чтобы вешать галстуки. У них с папой в спальне есть свой шкаф и свои перекладины для галстуков, которые он – преподаватель – носит на работу.
Вот такой шкаф. На старой квартире его у нас не было, и он не новый. Возможно, остался от съехавших прежних хозяев.
Да, мне уже 9 лет, и я раньше никогда не слышала имя Валера. Не встречала ни в садике, ни в классе мальчиков, которых бы так звали. Однажды сестра, с которой мы пошли в магазин, что ли, окликнула какого-то мальчишку:
- Валера! Валера!
Услышал ли он её зов, обернулся ли? Помню лишь крайнее изумление, почти потрясение, и свой вопрос:
- Почему ты сказала на него «валера»? Что это за слово?
Сестра объяснила: - Его так зовут: Валера. Это имя такое. Ты – Оля, а он – Валера.
Я начала протестовать:
- Нет! Так не могут человека звать! Это что-то значит? – меня охватило какое-то неосознаваемое предчувствие, что Валера – это особенное слово.
- Почему это не могут? Его так назвали – а я его давно знаю!
- Нет! Можно Саша, Серёжа, Юра, Вова…
- А вот он – Валера! – сестра засмеялась и постаралась развеять мою серьёзность и недоверие.
Никак не могла я примириться с тем, что узнала новое для себя имя. Прошло какое-то время, и вот наша новая квартира, жаркое летнее утро, солнышко освещает мою постель. Сестра уже встала и побежала открывать дверь. Кто стучит? Я ещё в постели – досматриваю сон, но слышу её слова: - Оля, иди, к тебе мальчик пришёл!
- Какой ещё мальчик?! Чего это?
- Валера!
Вскакиваю! Понятия не имею – какой Валера?! Мы первый день здесь! Стыдно стало так, что покраснела до ушей! Тревога! Не умылась и не оделась ещё! Почему мальчик пришёл рано утром?! Кто он? Я его не знаю!
Дверь в комнату захлопнула, а сама шмыг – в шкаф. Темно, тревога нарастает, заранее стыдно! Почему всё это? Мало того, что мальчик! Да ещё и Валера! – пришёл к нам в дом и спросил меня? Я слышу, что он говорит моей сестре, слышал, что новые приехали, что у вас девочка есть – тоже в третьем классе, и решил зайти познакомиться.
- Иди в комнату, она – там! – говорит ему моя сестра, предвкушая сцену с моим страхом и стыдом.
Я в шкафу. Сердце – тут для точности потребуется бабушкино выражение, которое она применила однажды к найденному нами котёнку, взяв его в руку и ощутив биение крошечного сердечка, а сейчас её слова подходят ко мне:
- Сердчишко колошматится! – вот-вот, колошматится, самое оно. Лохматая, в майке и трусах, с зажмуренными от страха глазами, держа хлипкую дверцу изнутри за изящную галстучную реечку… Дверь в комнату открывается, я слышу чужие детские шаги в неснятой обуви: вот наглость-то ещё! Разуваться не учили? - ко мне приближается позор.
- А где она?
- Там! – хитрый голос сестры.
Как вы думаете, не зря мне имя Валера внушало суеверный ужас? Сулило если не расправу, то стыд и позор! Мальчик – мелковатый, ниже меня ростом, не выделявшийся ни особой красотой или статью, ни умом или талантами – но настойчивостью и интересом к новенькой девочке… Он либо догадался, что я спряталась в шкафу, либо ему подсказала моя сестра – не словом, так жестом, или взглядом, и пришла посмотреть на это всё! Предательница. Мальчик берётся за ручку дверцы моего убежища и пытается её открыть. А я изнутри держу изо всех сил! Ну, есть же в нём какой-то такт, понятие какое-то, если один раз попробовал – не вышло, но больше не будет так делать?! Он – понял, что нельзя?! И тут он с силой рвёт дверцу на себя! – зверский хруст ломаемых пазов! – и – ослепительный свет бьёт мне в глаза!
Я стою перед ним, жмурясь, беспомощно держась за галстучную реечку, как птичка на жёрдочке, повисшей в воздухе шкафа... От рывка реечка просто оторвалась и осталась у меня в руках. Зло хватаюсь пальцами за край дверцы, пытаясь притянуть к себе и спасти свой кусочек темноты – мою детскую тайну! Он не должен был меня видеть! Не имел права! Кто он такой?
- Ты чё? – спрашивает мальчик Валера, не слишком обременённый строгим воспитанием. Святая простота!
- Ничё! - и про себя: - Дурак! – а что ему ещё сказать?
- Выйдешь?
- Нет!
- Выходи во двор?
- Нет!
Пока сестра показывала ему наших белок, которые в тот момент спали в своём гнёздышке, выложив лапки на ткань, надо же – точь-в-точь, как люди – выкладывают руки поверх одеяла, я сидела, вернее, стояла в своём убежище. Кажется, после этого он сразу ушёл. Всю мою жизнь в этом дворе я его избегала – за то, что посмел ворваться ко мне в комнату и в моё самое сокровенное убежище. Если б его звали – ну, Сашка, например, то получил бы он от меня по шее за вырванную из пазов рейку, да и дело бы с концом. Но Валера! Невзлюбила. За невоспитанность. За то, что видел меня в таком виде. Но и это не самый позорный вид был! Рассказать?
Мы росли, и нам стало по 17 лет. Один раз я собралась на дискотеку, для чего и надела нечто абсолютно немыслимое, и когда пошла по лестнице спускаться, а жили на третьем этаже, мне пришлось свои юбки приподнять и это своё немыслимое поправить – чтобы сидело ловчее. Чулки со швом – пока в подъезде – ещё можно их в последний раз проконтролировать, оглянувшись на шов, чтобы как-то на них повлиять... А что будет дальше… – и тут раздаётся смех! Вот подлость! Это было не столько ехидное, сколько радостное хихиканье! Над нашей квартирой – большой квадратный люк с железной пожарной лестницей, ведущей на чердак, и там, на чердаке, сидел тот Валера, это он подсматривал за мной, как поправляю чулок, и хихикал. Тьфу! Опять дурак!
Через много лет в другом городе я встречу другого Валеру, который сыграет в моей жизни определённую роль. Вернее, откажется сыграть. Скажу, что встречи с ним я ждала почти всю жизнь – с той самой весны, когда он только что родился, а мне был один год. Но это уже совсем другая история!
