В таверне

В таверне, облокотившись грудью на засаленную и рябую столешницу огромного соснового стола, спала благообразная, но бедно одетая девушка. Я смотрел на неё вот уже минут двадцать, то вынимая, то заново раскуривая табачную трубку из пробкового дерева. Трубку эту, такую дорогую моей памяти, привёз мне закадычный друг и товарищ, Чёрный Кот, вольный художник и философ "добровольной простоты",больше трёх недель не в силах пробыть в своём замке вблизи Сент-Нуара.
Чёрный Кот на дух не переносил женский запах.
- Что тебе дурного в том, как пахнет женщина?
- Тебе по нутру плесеневый хлеб?
- Он несъедобен.
- От женщины нет противоядия. А яд её смертельнее всякой зловредной змеи.
- Ты говоришь как безумный женоненавистник. Бывало, в Швайнфурте...
- Постой, а что ты скажешь мне о женщине? Сам-то безнадёжный холостяк и домосед.
- Я боготворю Женщину со всеми её достоинствами и недостатками. Нет ничего живительнее и благоуханнее Её. Женщина - высший божественный эталон Красоты. Нетленной Красоты.
- Женщина как всякое живое существо смертно.
-Смертно то, до чего способна дотянуться смерть. Красота лишена осязаемых черт и границ.
- О чём ты говоришь?
- о том, что познаваемая Красота в видимых очертаниях - всего лишь незначительная часть всей полноты Красоты.
-Хорошо, но посмотри вон на ту пьянчужку...
- Она совсем даже ничего. В ней есть женственность и простор для познавания мужского сердца.
- Она бедна как самая отверженная монашка. Посмотри на её ногти, они нечищены год или два...
- Ты относишься к ней изначально предвзято. Тоже самое было с моим кузеном во Швайнфурте пару лет назад, когда я ещё не страдал от подагры и полуденной лихорадки.
- И что там происходило? Я весь во внимание.
- На весенней ярмарке он повстречал как раз такую же бедняжку. Её платье представляло собой невразумительные лохмотья, от коих шарахнулся бы даже самый увлечённый старьевщик. Жак, так зовут моего долговязого сыродела кузена, сразу на неё глаз положил. Он скупил у неё все вязанки хвороста по двойной цене, распорядился своим помощникам отвезти купленное в его поместье, а сам первым делом отправился с Мэрион, так звали эту счастливицу, покупать благопристойный наряд, предварительно отмыв её как следует и приведя в порядок её волосы и ногти.
- Давай, давай дальше рассказывай.
- Чёрный Кот, ты когда нибудь был по-настоящему влюблён?
- Было дело. Мы с ней совокуплялись даже тогда, когда почили поочерёдно мой папаша, наш епископ, а затем и Святейший Отец, не покидающий Рима.
- Я спросил о подлинных чувствах, а не о животных страстях.
- Что ты ко мне привязался со своими чувствами! Когда женщину хочешь, это лучше и сильнее всяких чувств. Тебе ли не знать, как я ненавижу всех этих ханжей и пуритян.
- Ты и к этой нашей соседке по столу испытываешь плотские влечения? Или пьянчужки недостойны мужской ласки?
- Меня тошнит от неё. Увы, я не всеяден.
- Увы?
- Так оно и есть.
- Чёрный Кот, ты заметил что она спит уже битый час, а то и два?
- Она поднимала голову, я видел.
- Мэрион проспала после встречи с моим кузеном двое суток.
- Понятно. Вот уж он позабавился с ней в кровати!
- Ты как всегда косноязычен.
- Смотри, эта пьянчужка пошевелила ухом, бог свидетель, я не вру.
- Замолчи, ты мешаешь мне думать.
- О чём?
- О том, кто она и что с ней произошло.