ЗАЛОЖНИКИ МЕЧТЫ

Я. Одна буква и одно слово, в котором заключен весь человек. Все его чаяния, все привычки и неприязнь к чему-то, его любовь и надежда. Его стремления в будущем и память прошлого. Его родственники, его друзья и недруги, раздражающие соседи и хорошие знакомые. Коллеги и приятели, любимые вещи и еда, хобби и что-то еще — то, что принято скрывать даже от самых близких людей. Всё то, что мы тщательно храним или то, что пытаемся всеми силами забыть. Отними всё это и…

Я открыл глаза и увидел идеально белый потолок. Я попытался понять, как сюда попал, но тут же обнаружил, что ничего не могу вспомнить. Даже не то, как здесь оказался, но и то, кто я вообще такой. Как меня зовут и откуда, собственно, я взялся. Кто мои мама и папа, есть ли у меня дети. Белый потолок был точно таким, как и моя память.
Я сел и огляделся.
Это была комната, несомненно, медицинского характера.
— Медицинского, — сказал я, чтобы проверить, что умею говорить. Я сидел на кушетке, застеленной белой клеенкой. Собственно, белым здесь было всё — сбоку стоял белый шкаф с застекленными дверками, за которыми поблескивали никелированные медицинские штучки. Позади меня стоял белый стол и белое же кресло. Впереди белая дверь и такая же чуть справа от нее, тоже белая. Возле изголовья моей кушетки стояла белая тумба с укрепленным сверху никелированным корытцем, застеленным белой тканью. Даже одежда на мне была светлого оттенка, более похожая на комбинезон. На груди, слева, красовалась вышитая эмблема: игрушечная ракета с надписью «Dream-2» в круге, образованном другой надписью «Mission Ariadne». И только я успел всё это рассмотреть, как дверь впереди неслышно отъехала в сторону и в комнату вошел

ангел. Им была девушка, как назло, тоже во всем белом — на ней был такой же комбинезон как и на мне и я почувствовал легкое разочарование от невозможности увидеть ее ноги.
— Очнулись? — улыбнулась она. — Вот и славно!
— Кажется, это не моя одежда… — более идиотской фразы для знакомства найти было трудно, но я, кажется, справился…
— Да, пришлось вас переодеть. Карантин, знаете ли, — девушка прошла к столу, нажала где-то кнопку и сказала в торчащую из стола же кольчатую кобру микрофонной стойки: — Капитан, наш подкидыш пришел в себя.
Из недр стола донесся голос: «Иду». Девушка обернулась ко мне:
— Как вы себя чувствуете?
— Хорошо чувствую. Вот только… Я ничего не помню. Где я?
Девушка не успела ответить. В комнату ворвался пиратский капитан. Нет, у него не было деревянного протеза вместо ноги, и на голове отсутствовала треуголка — это был дядька лет пятидесяти, одетый в точно такой же комбинезон, что и мы с девушкой, но назвать его так меня побудил настоящий попугай, сидящий на его правом плече. Попугай был большой, яркий и хохлатый. И равнодушный. Чего нельзя было сказать о капитане. У капитана, и у девушки-ангела на комбинезонах имелась уже известная мне эмблема с надписью «Mission Ariadne».
Капитан смотрел на меня строго и неприязненно, и резко спросил:
— Как ваше имя?
— Я не помню. Где я нахожусь?
— Не помните, как вас зовут? — капитан, как ни странно, не удивился.
— Я вообще ничего не помню — ни кто я, ни как меня зовут: ничего. Что это за место? Пиратское судно?
— А вы шутник, — хмуро заметил капитан.
— А вы? — я начал злиться. Какого черта, собственно? Человеку, потерявшему память, устраивают допрос! Это то же самое, что орать в кротовью нору «Кто там?»
Капитан рассматривал меня, как экспонат в музее: пристально и снисходительно.
— Зачем вам эта птица? — сказал я. — И где ваша деревянная нога?
— Эта птица — мой питомец, — капитан пропустил мой второй вопрос мимо ушей. — А вот чей вы?
В этой фразе явственно читалось «Чьих будешь?», но я решил перестать собачиться и просто повторил, стараясь говорить тихо:
— Я ничего не помню.
— Совсем ничего? — капитан не сдавался. Попугай на его плече  принялся чистить перья.
— Совсем ничего не помню! И если вы еще раз меня спросите, моя память вряд ли прояснится.
— Возможно, — вмешалась девушка, — ваша амнезия связана с травмой головы. У вас голова болит?
Я отрицательно завертел головой:
— Ничего подобного.
— И вы не испытываете тошноту? Головокружение?
— Нет, со мной всё в порядке.
Капитан пожевал губами, с сомнением меня разглядывая. Я повернулся к нему:
— Могу я теперь узнать, кто вы такой и где я нахожусь?
— Вы находитесь на орбитальной станции «Dream-2», — холодно ответил он.
Для человека, потерявшего память, я, наверное, был готов услышать всё что угодно, но это сообщение меня обескуражило:
— Орбитальной? И… как я сюда попал?
Капитан, продолжая сверлить меня глазами, ответил:
— Вы были обнаружены в спасательной капсуле.
— Только этого мне не хватало… — пробормотал я, на что капитан немедленно отозвался:
— То же самое я могу сказать о нас: себе и экипаже.
— А вы не слишком приветливы, капитан, — заметил я. — Сомневаюсь, чтобы я сделал вам что-то плохое, если совсем недавно здесь появился.
Капитан вздохнул и бросил:
— Ладно. Пока можете быть свободны. Анна проведет для вас экскурсию по станции. После зайдите ко мне.
Ангела звали Анна! Капитан тем временем собрался было уходить, но вспомнил о чем-то:
— Да, и вот еще что. Необходимо как-то вас назвать. Не именовать же вас подкидышем, в самом деле! К тому же это может вызывать ненужные ассоциации у экипажа.
— И что вы предлагаете? — пожал я плечами.
— Может быть, вы изволите придумать себе нормальное человеческое имя? — капитан уставился на меня, ожидая ответа.
— Потрясающе! Насколько мне известно, имя человеку дают его родители. Поэтому я как-то затрудняюсь с этой почетной миссией. Может быть, вы оба возьмете на себя труд как-то меня назвать? Вы, капитан, станете как бы отцом, а Анна…
— Перестаньте паясничать! — рявкнул капитан, и попугай на его плече покачнулся и взмахнул крыльями, будто собираясь срочно взлететь. Не успел я ответить, как Анна подала голос из-за своего стола:
— А давайте назовем вас Виктор! Красивое имя, на мой взгляд, — и она смущенно улыбнулась.
— Прекрасно! — капитан брезгливо указал на меня пальцем как на картину абстракциониста: — Отныне вы Виктор. — И вышел вон.
— Вы недовольны вашим новым именем? — спросила Анна.
— Не в этом дело. Не подкидышем же, в самом деле, мне оставаться, — я машинально почесал затылок. — Ваш капитан со всеми так общается?
— Он со странностями, конечно, — Анна пожала плечами, — но и вы его поймите: не часто мы находим терпящих бедствие людей за бортом.
— Ладно, стало быть, я Виктор. А вы, значит, Анна.
— Да, я врач, — она опять улыбнулась и в этой белой комнате будто стало еще светлее.
— А я неизвестно кто, — я тоже улыбнулся. — Вот и познакомились. Да, а почему ваш капитан со странностями?
— Вообще-то он командир станции. Но как-то так повелось — капитан да капитан. Да и Сильвера он на плече все время таскает, как предводитель пиратов.
— И много на судне пиратов?
— Вместе с Сильвером шестеро. Вы седьмой. Но людей только четверо.
— То есть… — эта новость оказалась для меня самой неожиданной. — Кроме Сильвера на станции еще есть... не люди?
— Если вы хорошо себя чувствуете, я проведу для вас обзорную экскурсию.
— Для человека, лишь минуту назад получившего имя, я чувствую себя прекрасно!
— Тогда следуйте за мной!
И я еще раз пожалел, что на ней комбинезон,

а не юбка.
За дверью располагался холл. Посреди него громоздился огромный стол, окруженный стульями. У стен манили в свои объятия глубокие мягкие кресла. Все было таким же белым, как и в медицинском отсеке и имело тот же аскетичный дизайн. В стене слева сиял большой круглый иллюминатор, где плыла далеко внизу голубая планета. На миг я забыл об Анне и чуть не свернул себе шею, разглядывая невиданное и величавое зрелище.
— Виктор, вы еще успеете насладиться видом. Кстати, это кают-компания. Идемте дальше.
Перпендикулярно кают-компании располагался коридор, по сторонам которого были двери. Анна остановилась у одной из них.
— Запоминайте, Виктор, вот эта дверь с цифрой два ведет в ваш отсек.
— Благодарю. Значит, карантин пройден? — я испытал разочарование, так как лишился надзора Анны.
— Да, это быстро.
— А как долго я был без сознания?
— После того как вас нашли, прошло часа три.
— А при каких обстоятельствах я был найден?
— Об этом вам расскажет капитан, — уклончиво взмахнула ресницами Анна. — Давайте лучше я познакомлю вас с нашим атмосферником.
И она шагнула к отсеку с номером восемь на двери.
Иллюминатора в отсеке не было. Но и без него здесь было на что посмотреть: у стола располагался очень тучный человек — нас широко приветствовала его мясистая спина. Он развернулся на вертящемся стуле, как только мы вошли. Без сомнения, это был азиат — он смотрел на меня сквозь узкие щёлки век. Руки его были заняты: в них он вертел, ни на секунду не останавливаясь, разноцветную игрушку. Я был приятно удивлен, потому что знал ее название: это был кубик Рубика. В руках толстяка он то обретал свои разноцветные грани строго по ранжиру, то распадался на пестрящий каскад маленьких квадратов. И все это повторялось снова и снова. Стол толстяка при ближайшем рассмотрении тоже был не прост — это был большой экран, на котором клубились разноцветные завихрения и располагались графики и цифры.
— Знакомьтесь, — объявила Анна, показывая вначале на толстяка. — Это По Тунь. А это Виктор.
Лицо толстяка при моем появлении изобразило целую палитру чувств: удивление, волнение и почему-то испуг. Но все это быстро заслонила

радость.
— Оцень холосо! — толстяк говорил с сильным акцентом, но довольно бойко. — Ты подкидис?
Анна смутилась:
— Мы просто его нашли, По Тунь…
— Но меня все же кто-то подкинул, — сказал я и немедленно ощутил зловещий смысл этих слов.
— Кто подкинул? — тут же отозвался По Тунь и на его лице снова промелькнула тень испуга, тут же, впрочем, утонувшая в сияющем радушии.
— Давайте оставим эту тему, — попросила Анна. Я был не против. Повисла неловкая пауза и я поспешно спросил По Туня:
— Из какой вы страны?
— Он китаец, — сказала Анна.
— Я китаес! — гордо затряс толстыми щеками По Тунь. — Китайсев оцень много. Китайсы оцень много таланта, китайсы надо много-много кусать и они могут много-много лаботать!
Эта тирада напоминала предвыборную программу какого-то диктатора, не то собирающегося идти войной на Китай, не то наоборот — из Китая двинуть по всему земному шару. Впрочем, кажется, это уже давным-давно произошло…
Тут меня осенило, что многие фундаментальные вещи из истории человечества моя память отлично сохранила. Это не могло не прибавить мне оптимизма.
Тем временем Анна уже стояла возле двери.
— Идемте, Виктор. Не будем мешать По Туню.
— Месать не надо, надо лазговаливать! — протестующее затряс щеками толстяк, но Анна была непреклонна:
— Виктор зайдет к тебе позже, По Тунь.
— Заходи снова, подкидис Виктол! — крикнул вслед нам он, и мне стало понятно, что своей спешкой Анна хотела предотвратить обсуждение темы подкидыша.
Когда мы оказались в коридоре, по нему что-то шло.
Именно что-то и именно шло. И я так выразился не из-за своей битой памяти — с ней, как оказалось, всё было не так уж