ДИСПУТ

прирождённой педантичности! За наших…
    Шварцхорст:
    - За наши светлые умные головы! (Пьёт пиво.) Удивительно, баварское пиво всегда безупречно на вкус! (Хрустит сосиской, обмакнув в горчицу.) О, только дома может быть этот непередаваемый вкус родительского очага!
    Дитрих Бор (делает большой глоток пива):
    - Согласен! Так вот, вернёмся к нашим прерванным прениям: ты, в самом деле, уверен, что этот русский профессор, как его, Вольжин…
    Шварцхорст:
    - Волгин, Дитрих, профессор Волгин. К слову сказать, очень умный и эрудированный человек.
    Дитрих Бор:
    - Ты хочешь сказать, что его бредовое высказывание (быстро повертел пальцами в воздухе, изображая некое волнообразное движение) о следах будущих цивилизаций…
    Шварцхорст:
    - Не бредовая, Дитрих, а, как выразиться правильнее, научно (он повторил круговое движение друга пальцами в воздухе) обоснованная, что ли…
    Дитрих Бор:
    - Научно обоснованная?! Пит, ты подумал, прежде, чем сказать?! Это же ересь! Околонаучная и какая-то там ещё ересь!
    Шварцхорст:
    - Не пыли по мелочам, Дитрих. Кто знает, может быть мы стоим на пороге неких великих… Нет, величайших научных открытий, и профессор Волгин своим замечанием, предположением, внёс ясность в ещё не поднятый научным сообществом вопрос! Погоди, Дитрих, мы так и будем болтать, а пиво кипеть, как говорят те же русские! Прозит!
    Дитрих Бор:
    - Прозит!

                                                      ***

    Не менее интересные словесные прения происходили в азиатском ресторанчике «Золотой дракон» (у них, куда ни ткни пальцем, повсюду одни драконы разного окраса). Поглощая ароматно пахнущую пищу с острым вкусом и безумно красиво смотрящейся на тарелке, профессора Фэн и его японский оппонент Комацу, перебрасывались репликами. Не столь экспрессивно, как того требовал этикет: не тыкали друг в друга палочками, не махали руками, не расплёскивали сакэ и кислое плодовое вино. Они ели, пили, говорили одновременно, брызги срывались с губ, летели на тарелки с едой и на пустую посуду. Просто удивительно, как их обед не закончился походом в спортивный зал выяснением отношений.
    Фэн:
    - Эти русские хитрые бестии, но нельзя отказать им в уме и научной порядочности. Ведь они никогда не разбрасываются словами по пустякам. И если что-то говорят, то сказанное перепроверяют трижды по три раза!
    Комацу:
    - Коллега, вы хотите сказать, что бредовое заявление о нахождении на Марсе неких следов неких пока не существующих цивилизаций имеет под собой вполне обоснованную базу?
    Фэн:
    - Безусловно, хоть и хвастовство присуще всем этносам нашей планеты Земля, но наши русские друзья, учёные с именами и без оных, в вопросе, поднятом профессором Волгиным, кощунственно не изгаляются над нашим неверием или верой. 
    Комацу:
    - Можно с натяжкой согласиться. В разумных пределах, конечно же…
    Фэн:
    - Дорогой коллега! Какую натяжку вы имеете ввиду: научный спор не привычный плебсу бабл-гам, жуй резинку и тяни её, дуй пузыри и проводи соревнования, кто больше проявит умения! Коллега: сколько можно скрываться за веером слов «в разумных пределах»! посмотрите правде в глаза! Всего-то навсего и увидите яркий свет истины, льющийся в ваши глаза из источника истинной правды!
    Комацу:
    - Мне вот кажется, вы слишком впадаете в крайности, присущие другим представителям общества… И вашей страны, и моей родины… красивые слова, не подкреплённые никакими аргументами… Ветер, дующий в полдень и несущий пыль…
    Фэн:
    - Я вас правильно понял: пыль?..
    Комацу:
    - Верно: пыль. Пыль заблуждений. Пыль беспомощности. Пыль… Я даже затрудняюсь, какое придумать ёще сравнение…
    Фэн:
    - Затрудняетесь, дорогой коллега! Конечно же! Как же я мог что-либо иное придумать в данном течении нашей беседы или, вернее, спора. Спора, в котором должна появиться на свет безгрешная истина, как новорожденное дитя! Вам должно быть стыдно!..
    Комацу:
    - Этого чувства мне никогда не испытать, дорогой коллега! У нас с вами разные представления о науке и подходе к некоторым её течениям. Можно смело предполагать…
    Фэн:
    - Предлагаю прекратить пустые предположения и вернуться к обеду. Блюда стынут. Есть холодную пищу, всё одно, что пускать в жилище ледяной ветер зимы.
    Комацу:
    - Восхитительно сказано, коллега, впускать в жилище ледяной ветер зимы…
    Фэн:
    - Давайте отбросим всякую чушь и вернёмся к нашим прекрасным лугам и полям, ну их к чёртовой матери. Как говорят русские товарищи, им наверняка виднее и понятнее этот пункт, который оттачивают с момента рождения и до последнего вздоха. Мне вот просто хочется просто выпить и оставить за порогом этого уютного ресторанчика, - там, снаружи, - все глупости о следах существовавших когда-либо цивилизациях и когда-нибудь имеющих шанс на существование. Выпьем же, уважаемый коллега, за торжество нашей азиатской науки! 
    Комацу:
    - Удивительно точно замечено: за торжество нашей азиатской науки!

                                                      ***

    Такие или почти такие же разговоры витали в баре «Смелый ковбой Джонни». Виски, бурбон со льдом или с содовой или же без оных лились из объёмистых стеклянных массивных ёмкостей в лужёные глотки профессорского состава. К профессору Редбёрну присоединились его коллеги из соседних ресторанчиков «Фиш энд чипс» Гринберг и «Кокотка Франсуаза» Мартен.
    Если каждый из них по отдельности пил исконно национально-патриотические напитки, то слившись в одну дружную компанию, решили прополоскать горло коктейлями, соображёнными тут же, не отходя от барной стойки без активного участия бармена.
    Его роль сводилась к скучной наблюдательности статиста, время от времени убиравшего пустую тару и ставящего на барную стойку нераспечатанные бутылки с красивыми этикетками с не менее красивыми на цвет крепко-алкогольными жидкостями.   
    Важные и вальяжные перед публикой и студентами профессора с мировыми именами в науке наедине с собой становились обычными людьми. Теми же, кто окружает их на улице или в подъезде дома, или сосед по участку, где расположен уютный домик с камином и флюгером. Профессора снимали маски учёности и задумчивости, лица принимали индивидуальность, даденную природой, проявлялись характерные черты, эмоциональные всплески прорывались наружу, ощущение окружающего мира светилось каждой чертой и морщиной вокруг глаз.
    Редбёрн (добродушно и поучительно):
    - Господа, предлагаю выпить за превосходство англосаксов!
    Гринберг (торжественно):
    - Своевременно, очень своевременно замечено! Кубки полны!
    Мартен (кривясь):
    - Англосаксы… Любите вы себя больше других… особенностей некоторых не подмечая… Да-да-да…
    Редбёрн:
    - Коллега, особенность у нас одна на всех…
    Гринберг:
    - Давайте выпьем, а уже потом будем выяснять особенности или отсутствие оных! Страсть как хочется хоть на минуту забыть о проблемах науки и прочую чушь!
    Редбёрн:
    - Именно: выпивка прежде всего! Остальное пока что на задворки главного момента!
    Мартен:
    - Главнее всего то, что главного в нас самих: наше всё!
    Учёные с умными лицами благоговейно выпивают с поспешной медлительностью первые порции получившегося коктейля.
    Нельзя сказать, что рецепт, как говорят в некоторых славянских странах, был состряпан на коленке, убойная сила убойной порции жидкости произвела нужное и ожидаемое впечатление на мужчин: лица просветлели, разгладились, глаза засияли тем незабываемым светом, который льёт с небес в вечерние часы тихого солнечного заката и освещает умиротворенную землю, её луга, доли и поля, леса и перелески, стада пасущихся домашних и диких животных.
    Наоборот, существую на момент составления коктейля посторонний наблюдатель, он непременно смог заметить одну существенную деталь: талантливый в одном человек талантлив, - пусть частично, -  во многом.
    Редбёрн (жадно утирая рот тыльной стороной ладони):
    - Чертовски хорошо пошла сия алкогольная импровизация!
    Гринберг (осушив бокал, ставит его на столешницу):
    - Никогда прежде не доводилось пить такое превосходное пойло, составленное из чёрт знает чего! Но – замечательно прекрасное пойло!
    Мартен (морщась):
    - Фу, какой маргинальный, отвратительный вкус! Вы туда, что, коровье дерьмо для аромата положили, Редбёрн?
    Редбёрн (смеясь и поглаживая выпирающий живот):
    - Мой галльский друг, если бы я добавил в напиток коровьего дерьма, крепость составила бы намного большую убийственную компоненту!
    Мартен (брезгливо):
    - Мой не менее уважаемый англосакс! С дерьмом или без него, напиток похож на козью мочу!
  Гринберг (взрывается смехом):
    - Х-ха! Вот уж чего не пил, того не пил: так это козью мочу! Да вы большой оригинал, мой сталевар!
    Мартен:
    - К сталеваренью имею такое же отношение, как и вы к озеленению гор – опосредованно только фамилией!
    Редбёрн (примирительно):
    - Друзья, друзья! Не будем забывать о нашей миссии!
    Гринберг:
    - О какой же?
    Мартен:
    - И он ещё спрашивает! Нажраться в млечный путь и забыть о всяких проблемах на Марсе! Кстати, Редбёрн, вы там над чем мистифицируете?
    Редбёрн (трясёт шейкером):
    - Мистификации оставим церковникам! Мы насквозь прагматичные люди! Если над чем и трудимся, то непосредственно с материальными предметами. Пример: новый напиток, восемь составляющих, плюс сироп можжевельника и ванильный экстракт. Что получилось, сейчас увидим! (Разливает коктейль по стаканам.) Дринк! 
    Гринберг:
    - Тринк!
    Мартен:
    - Придётся пить! Куда денешься от этих засранцев-алкоголиков! (Выпивает.)
    Редбёрн и Гринберг следят за реакцией французского коллеги.
    Редбёрн:
    - Ну, мой галльский друг, как вам эта импровизация?
    Гринберг:
    - Не кокетничайте, Мартен! Смелее в бой, будто снова берёте приступом Бастилию!
    Мартен (отдувается, лицо красно):
    - С взятием Бастилии распитие алкогольных коктейлей не имеет общего по сути, но много общего по содержанию. Там и тут всегда есть незапланированные жертвы…
    Учёные смеются над шуткой коллеги. Хлопают в ладоши. Бармен почтительно улыбается, выставляет на стойку новые нераспечатанные бутылки с крепкими напитками.
    Редбёрн (хлопает бармена по плечу):
    - Вот это, ковбой, правильно!
    Бармен:
    - Я – Гарри, не ковбой.
    Редбёрн:
    - М-да?! я, каюсь, не заметил разницы! (Хлопает снова парня по плечу.)
    Гринберг:
    - Как же хорошо, коллеги1 вот так, вдали от научной ереси сидеть и пить, ни о чём не думать. Ни о том, были ли цивилизации на Марсе или будут! Просто сидеть, не забивать голову пустяками и пить в хорошей компании прекрасных парней!
    Мартен (мечтательно):
    - Кальвадос, бри, подвяленное яблоко, ржаные сухари и обязательно костёр. И обязательно осенью, чтобы на небе клубились тучи, дул северный ветер, гнал по земле опавшие листья и прочий сор. А тебе всё равно: ты возле костра в кресле, укутан в старый тёплый плед, и плевать хотел на всё, есть только ты и осень!
    Редбёрн:
    - Эко нашего друга расслабило!
    Гринберг:
    - Больше не наливаем!
    Мартен:
    - А больше и не надо! Скоро идти в зал и слушать