Необычное путешествие. Глава 19. Ночные судьи

Вокруг изменились запахи и звуки. Скрипнула кровать. Знакомый скрип, но у ее мебели иной звук. Девушка открыла глаза и почувствовала, что устала от тяжести тела мужчины. Попыталась освободиться от его объятий, отстранилась от него и устремила взгляд в деревянный потолок.
— Получилось, мы уже у тебя, — Сона посмотрела в серьезные глаза любимого.
— Ты фея, волшебница и красавица каких еще свет не видел, — Леонардо ее поцеловал.

Послышались шаги, кто-то быстро сбежал по лестнице.
— Нас видели, — испугалась Сона.
— Наверное, слуга, — беспечно махнул рукой Леонардо, — он часто подслушивает и подглядывает. Что ты загадала у родника?
— Вернуть тебя в твою эпоху.
— Я хотел, чтобы ты осталась со мной, но, видимо, не сбудется. Что станет с тобой, если ты сейчас же вернешься назад? Там, у твоего дома ждут бандиты. Останься у меня до утра, утром уйдешь к Вове.
— Тревога осталась, но ничего не вижу.

Дневной свет ослабел, но еще можно было не зажигать свечи. Художник поднялся, сел на кровати, надел рубашку, из бумажного пакета достал рисунки и начал их рассматривать.
— Чудеса! Доказательства, что путешествие происходило наяву.

Сона чувствовала, что ей пора возвращаться к себе, но не хотелось расставаться с Леонардо. Сидя на кровати, обняв колени, очарованная девушка неотрывно смотрела на Мастера, желая запомнить каждый миг.

Чтобы лучше разглядеть рисунки, художник подошел к окну, сел к мольберту. По очереди клал зарисовки на подставку, иногда что-то исправлял. Кажется, время остановилось.
Неожиданно...

— Сюрприз! – с криками и хохотом в комнату ворвались трое парней.
Леонардо подбежал к кровати, схватил одежду и стал торопливо одеваться. Сона съежилась и укрылась простыней.

— Ты не один? Она русалка? Где ты ее нашел? – гости говорили, перебивая друг друга.
— Почему вы здесь? – сердито оборвал их Леонардо.
— Твой слуга сказал, что ты ждешь нас у себя с сюрпризом, — ответил кто-то обескуражено.
— Какой еще слуга? Вы его никогда не видели. Я никого к вам не посылал, — прервал Леонардо, надевая верхнюю одежду.

— Попались, голубки! Что здесь происходит? – произнёс чей-то свирепый голос.
В комнату входили люди в монашеской одежде. Сона сжалась в клубок, пытаясь спрятаться под простыню.
— Иди сюда! Не прячься! – кто-то вцепился ей в волосы.
— Оставьте ее! – Леонардо пытался прийти ей на помощь.

Всех присутствующих монахи стали выпихивать из комнаты. Леонардо успел прихватить плащ. Они кубарем катились по лестнице, внизу их хватали другие послушники и выталкивали на улицу, где их ждала телега. Леонардо, его приятелей и Сону посадили в нее, к ним подсели двое монахов, остальные окружили повозку и покатили вниз по улице.

— Strega (ведьма – итал.)! — Сона услышала резкий женский крик.
Она обернулась на голос. В окне стояла женщина в зеленом платье. Девушка опустила голову: «Наверно, кричала ревнивая хозяйка Леонардо».

Сона сидела напротив Леонардо, он накрыл ее плащом и сжал кисть напуганной девушки, пытаясь хоть как-то поддержать, а левой рукой застегивал пуговицы верхнего одеяния.

Расширенными от страха глазами, ставшими огромными словно блюдца, Сона, не мигая, смотрела на Леонардо, не обращая внимания на крики людей и дома, мимо которых проезжала телега. Было еще достаточно светло.

«Что с нами будет?» — ее глаза были полны страха и тревоги.
Леонардо сохранял спокойствие, пытался взглядом ободрить.

Ей казалось, что его губы шептали: «Успокойся, ты натурщица, заикайся, растягивай слова». Может, Леонардо пытался внушить ей важные мысли?
Постепенно Сона успокоилась — на нее нашел какой-то дурман или оцепенение. Она прикрыла глаза, давая ему понять, что все поняла.

«Перед судом предстанут: сын весьма уважаемого нотариуса и, главное, племянник матери самого Лоренцо Медичи. Может, судьи не знают на кого получены анонимки. Когда выяснят кто мы, в их интересах будет закрыть дело, не предавая огласке, — такие мысли пролетели в голове художника, поэтому он оставался спокоен».

Их привезли во двор мрачного черного высокого здания, бесцеремонно вытолкали из телеги, каждого окружили два монаха и повели внутрь строения. Сона укуталась в плащ Леонардо. Было больно идти босиком по холодным плитам, девушка часто спотыкалась, кто-то сзади грубо ее подталкивал.

Пройдя по узким коридорам, они вошли в просторное помещение с единственным окном, где их посадили далеко друг от друга, к каждому задержанному подсели сопровождавшие монахи. Между скамейками и окном стоял длинный стол с тремя высокими креслами. В левом углу зала уселся монах с пером и бумагами, перед ним горела большая свеча – он молча записывал всё происходящее. Тягостная тишина повисла в воздухе.

После долгого ожидания справа от окна открылась дверь, в помещение вошли трое судей в черных длинных одеждах и больших шапках, и сели в кресла. Снаружи стемнело. Мрачный, серый зал освещался тремя факелами, висевшими за спинами чиновников.

Сона решила, что главный тот, кто сидел в середине, другие с ним о чем-то тихо совещались. «Наверно, они ‘ночные судьи’. Я читала про ‘рот истины’ — усмехающемся рте фигурки барельефа с отверстием, куда ревнивцы и завистники бросали анонимки – доносы. Чиновники вынимали их, рассортировывали и отдавали правосудию. Доносы рассматривали судьи Флоренции. Их называли ‘ночные судьи’ – организация боролась с проституцией и однополой любовью. Я пропала – меня схватили в таком виде – в ночной рубашке, обзовут блудницей или еще хуже: ведьмой – языка не знаю, буду мычать».

Девушка лихорадочно думала: что делать? Вдруг вспомнила, что два года посещала театральный кружок.
«Вот и покажи актерские данные», — твердила она себе.
— Пусть встанет тот у кого всех задержали, — громко велел главный судья.
Леонардо встал.
— Назовите себя.
— Леонардо...
— Сын нотариуса самого... – его прервал крик из зала — голос одного из приятелей Леонардо, все повернулись в сторону говорившего. Тот поднял вверх указательный палец правой руки.

Монах, сидевший рядом с подавшим голос, одернул его руку, ночные судьи что-то шепнули старшему.
Главный судья сердито стукнул деревянным молотком по столу:
— Будешь говорить, когда спрошу тебя.
— Позоришь имя уважаемого человека! — судья обратился к Леонардо. — На тебя поступила бумага о том, что ты у себя в комнате занимаешься богопротивными делами. Что делаешь? В чем успел отличиться?

Леонардо начал не спеша перечислять круг своих занятий:
— Пишу картины, изучаю математику, инженерное дело и архитектуру, посещаю...
— Сегодня, что ты делал сегодня? – сердито перебил судья.
— У меня была натурщица, я сделал несколько набросков для моей картины, — спокойно ответил Леонардо.
— Где натурщица?
— Вот она, тут сидит, — Леонардо указал на Сону.
— Что остальные делали у тебя?
— Они вошли всего на минуту раньше ваших помощников. Зачем пришли? Не знаю, не успел их спросить.
— Ты был почти раздет. Почему?
— Ну, — замялся Леонардо, — господин судья, я — мужчина, натурщица — привлекательная девица, ну и ... почему бы нет?
— Разврат! Родитель знает о твоем поведении? – гневно спросил судья.
— Он видел ее как-то раз, но я не собираюсь жениться, чтобы их знакомить.
— Откуда она? Кто такая?
— Она плохо говорит, заикается и еще что-то не то в речи. Я не понимаю ее слова. Для меня не важно, о чем болтает. Я с ней не разговаривал, а рисовал.
— Садись! – велел ему судья.
— Натурщица, встань! – судья велел Соне.

Монахи ее подтолкнули, девушка встала, кто-то сорвал с нее плащ Леонардо, она осталась в рубашке.
— Распустила волосы, как ведьма! Кто ты и откуда? – грозно спросил судья.

Откинув волосы назад, натурщица быстро заплела косу, оттряхнула рубашку, опустила голову — вся буквально сама покорность.
Судья минуту молча разглядывал девушку и сурово спросил:
— Как звать?
— М-м-ма-ма-ия, — пролепетала она еле слышно.
— Что? Мария? Да как ты смеешь? – судья гневно стукнул молотком по столу.
Затем он привстал и грозно ткнул в нее пальцем:
— Откуда ты родом?

Натурщица приподняла глаза и, глядя на него исподлобья, моргая, испуганно, пытаясь изобразить заику, произнесла что-то нечленораздельное, вроде:
— Ка-та-ма-на-ния.
— Что она несет? – рассердился судья и махнул рукой. Монахи посадили ее на скамью.

В душе Соны началась паника. Она никак не могла справиться с волнением и страхом, который увеличивался с каждым новым словом сурового судьи.

Строгий господин допросил молодых людей, задержанных вместе с Леонардо.
До Соны долетали лишь обрывки фраз:
... Слуга сказал, что Леонардо просил прийти немедленно.
... Я поверил, потому что он говорил убедительно, как все слуги, боялся не выполнить приказ.
... Я спросил, что случилось? Слуга ответил: вас ждет сюрприз.
... Прежде слугу не видел.
... У Леонардо раньше никогда не был. Слуга объяснил, как найти дом.
... Зашел однажды посмотреть на щит, который расписал Леонардо, кажется, для сера Пьеро.
... Леонардо удивился и сказал, что никого не посылал.
... Может быть, кто-то подшутил над нами.

В зал привели слугу Леонардо. Монах отдал главному судье кипу бумаг. Сона была уверена, что передали рисунки художника, которые он сделал в Армении.

Заикаясь от страха, юноша признался, что никуда не ходил, и весь день сидел в каморке, ожидая приказаний синьора. Эти молодые люди никогда прежде не бывали у его господина, он их раньше не видел. Эта девица — натурщица, он подал ей табурет, принес яблоко и смотрел, как художник ее рисовал, даже в присутствии сера Пьеро.
Судья казалось меньше слушал слугу Леонардо, но внимательно рассматривал рисунки.

Натурщица тщетно пыталась остановить панику в душе. Взволнованная девушка выпрямилась и устремила взор туда, где сидел Леонардо, надеясь на его помощь. Монах, сидевший рядом с ней, приподнялся, загородил ее и зло процедил сквозь зубы:
— Чего уставилась на любовника? Опусти голову, ведьма.

Главный судья поднялся и взял рисунки, все встали. Ночные судьи вышли из помещения. В зале повисла гнетущая тишина. Всем оставалось лишь сидеть на местах в ожидании решения суда.

Сона стала разглядывать помещение. На стенах висели строгие, чёрные кресты. На потолке, покрытом деревянными балками, что-то по форме также напоминало крест. Ей чудился какой-то неприятный запах. Испуганная девушка подумала, что чувствует смесь копоти, пота, страха и ненависти, буквально всё здесь было ею пропитано — стены и скамейки. Лица монахов были строгие и злые, на лицах задержанных молодых людей читалась растерянность и смятение. Лишь Леонардо оставался невозмутим и спокоен.
«Слишком много черного вокруг, — отчаявшаяся натурщица боялась вздохнуть».

Неожиданно перед взором Соны возникла картина, как эти монахи радостно тащат ее к костру. Тело девушки словно одеревенело, сердце стало наполняться ледяным ужасом. Она похолодела, пытаясь согреться, обняла себя руками, вся сжалась в комок. Внезапно теплая волна обдала ее:
«Вспомни, как мы любим друг друга».
«Леонардо, конечно, это ты, спасибо тебе».
«У тебя богатое воображение, перестань себя мучить. Успокойся и возвращайся в свой мир», — звучало у нее в голове.

Судьи совещались недолго, хотя Соне казалось, что время остановилось.