Из Файюма Хесур и Уна отплыли на небольшом судне с паломниками, соблюдая максимальную осторожность. Скрыв головы под капюшонами, молодой князь и жрец архива Матери Владыки весь путь до Жизни обеих земель старались привлекать к себе как можно меньше внимания, неспешно прогуливаясь на кратких остановках вдоль берега прибрежных портовых деревушек, вдали от шумных таверн. Со стороны казалось, что два жреца ведут задушевные беседы, далекие от суетности матросского шума и гвалта. Собственно, так оно и было…
Рахотеп просил не будоражить воспоминания Уны о том, что произошло в Лабиринте. «В свое время, мой друг, в свое время, - именно так напутствовал Хесура Рахотеп, - К вашему прибытию жрецы храма Пта приготовят все необходимое: золото, судно, наймут гребцов. Вам же нужно договориться с данаями. Жрецы храма не осквернят себя наймом этих псов войны. Наемники живут за городом в крепости, обособленно от всех. Вам нужно встретится с их гекветом Мелантием. Но будьте осторожны! Никто не должен знать, что князь Мемфиса снизошел до личного разговора с ними».
- Но я думал, что Уна-Амун, как князь Жизни обеих земель, должен возглавить траурную церемонию Аписа, - Хесур выглядел озадаченным, - К тому же, он так ждал возвращения в родной город…
- Ни в коем случае, - Рахотеп взволнованно схватил Хесура за плечи, - дорога каждая минута пребывания в Мемфисе! Уна-Амун не должен знать о случившемся. И то, что данайский лагерь вне священных стен цитадели Пта, поможет вам держать в неведении князя о случившемся в городе.
- Я однажды уже обманул Уну-Амуна и чуть не потерял его дружбу и доверие. Повторного обмана он мне не простит! Почему я должен вновь осквернять себя порочным молчанием?
Хесур почти плакал от вопиющей несправедливости. По обоюдному молчаливому согласию они не вспоминали о том, что жрец скрыл от князя смерть Мерикара. Оба понимали, что отныне их судьбы неразрывно связаны узами, которые недоступны человеческому пониманию. Голос Рахотепа стал ледяным:
- Смерть Аписа – трагедия для стигийских крестьян, которые уже через неделю начнут поиски нового бычка, отмеченного скарабеем. Затем сорок дней его будут откармливать, прежде чем доставят в Мемфис и торжественно введут в храм Пта, как его предшественников. Все трагедии нашего мира, Хесур, происходят не из-за смерти, а отношения к ней. Оплакав смерть одного быка в Мемфисе, вы заставите плакать всю Стигию. И слезы эти будут кровавыми...Вот, возьмите.
Рахотеп протянул Хесуру небольшой короб из дерева, скрепленный восковыми печатями с изображением ибиса и пчелы. Отвечая на молчаливый вопрос старого жреца Рахотеп сказал, несколько смягчившись:
- Передайте Уна-Амуну послание Тота. Этот папирус…Относитесь к нему как воздаянию за вынужденное неведение. Скрыв одно, вы сорвете покров неизвестности с другого. Думаю, Маат найдет это справедливым. Прощайте…
- Хесур, - голос Уны звучал будто из далека, - ты меня не слышишь? Что с тобой?
Уна осторожно коснулся плеча жреца. Хесур обернулся к Уне и протянул ему короб, полученный от Рахотепа. Князь осторожно принял его и, внимательно рассмотрев печати, вопросительно посмотрел на жреца:
- Что это? Я вижу здесь знаки Тота и Маат...
- Это прощальный дар Рахотепа. О его содержимом мне неизвестно. Но печати говорят о том, что он доставлен из Хемену.
- Что ж, если этот свиток из самого города Восьми Изначальных…, - Уна решительно надломил печати.
Из темного короба он осторожно вытянул лист папируса, развернул его и, начав было изучать, через некоторое время с разочарованным видом отдал его Хесуру:
- Я не понимаю, что здесь написано. Может, Вам удастся…
Уна присел на корточки и стал рассматривать выглядывавшие из воды остатки древней пристани, обнажившие из-за временного обмеления Нила. Сколько еще отголосков прошлого дремлют под темными водами страха в душах людей, чтобы однажды, разбуженными и вновь явленными миру, захватить и подчинить их своей воле?
- Уна-Амун, - голос Хесура звучал торжествующе и растерянно, - Этот свиток… Вы только послушайте!
Он начал читать, временно сбиваясь и подбирая нужное слово, запинаясь в местах, где запись была утрачена, временами изумленно качая головой:
«…и увидел я — Змей это.
Было в нем 30 локтей в длину, борода его, … два локтя, тело его покрыто золотом, брови его из лазурита. Извивался он... Простерся я на животе перед ним, дрожа.
Сказал он мне: «Кто принес тебя? Если промедлишь ты с ответом мне, кто принес тебя на остров этот, сделаю я так, что будешь ты пеплом» ... Но не помнил я себя от страха. Лежал, закрыв голову руками и обливаясь потом… Встал я перед ним на колени и сложил молитвенно руки.
Сказал я ему: «Буря разбила корабль мой. Волны выбросили на берег острова твоего».
Сказал тогда он мне: «Не бойся, не прячь лицо твое. Придет корабль с твоими соплеменниками и отправишься ты с ними к родным берегам. Умрешь ты в городе своем. Поведаешь ты о случившемся с тобой. Расскажу же я тебе нечто подобное, случившееся на острове этом. Было нас 75 змей — детей с братьями и сестрами моими…о дочери меньшой…звезда упала. Стали они огнем…не было меня вместе… сгорели они, не было меня среди них. Тогда умер я душой из-за них…».
Вновь распростерся я на животе моем…
Сказал я ему: «Поведаю я о могуществе твоем Владыке Обеих Земель …принесут тебе корицу, мирру и ладан для храма… Будут поклоняться тебе в городе… Зарежу я для тебя быков для огненной жертвы, совершу я жертвоприношение для тебя птицами, как подобает делать это для бога, любящего людей, из страны далекой…».
Тогда засмеялся он надо мной… Я же повелитель Пунта… покинешь ты место это, а остров накроет волнами. Сделай имя мое прекрасным в городе твоем — вот это надлежит сделать тебе».
Через четыре месяца увидел я корабль с моими соплеменниками и побежал, счастливый, к Змею. Дал он мне мирру, корицу, черную краску для глаз, хвосты жирафов, большой слиток ладана, бивни слона, охотничьих собак, обезьян …муф, обезьян киу… Воздал я хвалы на берегу… совершили на север, к резиденции царя …к родным берегам через два месяца, в соответствии со сказанным им… к царю. … принес дары, доставленные с острова этого. Наградил он меня титулом…»
Хесур закончил читать и вопросительно взглянул на Уну. Тот потрясенно молчал…
