досуга по глубоким заводям пруда в поисках суженного. Я спрашивал у деда, за что карма так беспощадно лупит по голове ударницу коммунистического труда, лидирующую в Соц. соревновании за право получить Диплом Второй степени, быть заслуженно отмеченной и награждённой поездкой в лечебно-курортный санаторий имени Сакко и Ванцетти?
- Дык, она же внучка той самой школьной работницы, которая обоссалась в телеге, когда её наши славные красноармейцы везли на расстрел, - удивился дед моей безграмотности и неумению правильно трактовать исторические факты: - Теперь еще семь поколений будет расплачиваться за бабкин грех. Опять хочешь спросить, какой грех? Опять повторю. Ночью, под видом банды Колесникова славные чекисты постучали в окно и спросили:"Есть в селе краснопузые?" , а она, дура, возьми и скажи: "Есть немного. По пальцам можно пересчитать" и выдала на гора полный список. У всех Желтогубовых рожи подозрительные, оптимизма не внушают и зовут покорять не те дали светлого будущего. Так-то!
Лизка Дебоширка, в миру Снежана Желтогубова, долго и пристально изучала мое лицо, замурованное в скафандр, но Водяного во мне так и не признала.
И я знал причину:
Моя нежная и долго не востребованная система преобразования человека в Водяного включаться не хотела. Команды из головы на проприорецепторы поступали в форме отборного мата, а матрицу от изобилия нахлынувшей информации замкнуло в двух катодах на одряхлевшей от времени плате. В залитых потом глазах плескалась надпись ERROR!, что в переводе означало: "Всё херово!" Не ломило рыжей шерстью грудь и не искал преломления солнечный луч в створке рыбьего глаза. Я оставался человеком, и это меня уже начинало бесить не по-детски.
Я попросил Снежану несуразными жестами позвать на помощь близнецов Прошку и Ерошку. Но Снежана приняла мой зов превратно. Она обложила хвостом скафандр и просигналила, что готова для меня наметать ведро ястычной икры.
Мне было не до секса, хотя секс для меня значил всё, а чаще - больше, чем всё! В сексе рождалась истина, в сексе истина и умирала! Обеспечить её достойные похороны было задачей не из легких - я всегда путал эпитафию с панегириком. С другой стороны, надгробной гранитной плите всё равно, что на ней выгравируют. Лишь бы человек был хорошим.
Я скинул хвост Снежаны с колокола и методом тыка в непристойные места, объяснил ей, что жене по скудным возможностям пытаюсь не изменять, как бы не были смешны эти попытки. Она исчезла в мутном облаке взбутетененных иловых осадков, грациозно и похотливо на всякий случай, подмахивая хвостом, и скоро возле меня образовались братья.
продолжение сл.
