Он шел пустыней, тяжелели веки,
А из-под ног усталость, как змея
Крупицами песка стекалась в реки,
Шипела и неслась, неслась шумя.
Уставший путник, одинокий странник,
Ему бы дождь с небес, глоток воды,
Но знойный день, как алчный вор-карманник,
Вытаскивал последние мечты.
Перед глазами горизонт кровавый,
Уже мираж не вспыхнет на пути,
И только мысль – пройденный путь не малый,
Скорей бы хоть очаг какой найти.
Остановился, слушая пустыню
И окунулся в прошлое свое,
Он был чужой для всей земли отныне,
Земля чужая стала для него.
Отвергнутый, покинутый, забытый,
Он не жалел о прошлом – ни о чем,
Он был и жизнью, и судьбою сытый,
Он был пустыней сам, а луч – мечем.
А что же там, куда он взор усталый
Свой возвращал, на время, мир кляня –
Там жизнь текла, как водопад кровавый,
Очередные жертвы вновь маня.
Там рай, там ад, там пошлость прелесть кроет,
Там бал и маски, там души порыв,
Там черный дьявол серым волком воет –
Дорога в рай, а посреди обрыв.
Устал, но путь он продолжал упрямо,
Он на ходу учился спать и есть,
Он с ног валился в песчаные ямы –
А сколько будет их еще? – не счесть!
Зачем вдруг этот человек задумал
Тяжбу с пустыней – со своей судьбой?
Куда он шел, издерганный, угрюмый,
Быть может он хотел быть сам собой?
Виват! Смешок, вопрос – зачем так глупо
Окончить жизнь вдали от стен родных?
Не жить, и быть – ответ живого трупа –
Застывший образ между стен чужих!
Он пел про снег, озера, лес и горы,
Вслух говорил про то, что на душе,
Он знал одно, что время лечит горе,
Не знал лишь, что пустыня – это зло.
И уходя от своей жизни прошлой,
От памяти он так и не ушел,
Он с каждым днем осознавал всю сложность
И каждый день в душе горел огнем.
Уставший путник, одинокий странник –
Он истины глоток познал сполна,
Он шел пустыней, вкладывая в память
Все новые и новые слова.
Откуда брал он праведные строки?
Куда девал отчаяние и страх?
Ни слез, ни горечи – все мысли, как пророки –
Он понимал, что мысли – это прах!
Он шел пустыней в знойный день и вечер,
Он так хотел испить глоток воды.
Он был один, и путь его был вечен,
В него входили все его мечты.
К чему все эти строки откровений,
Чужих переживаний, суеты?
Наверное, к тому, что нет делений
Между «святыми черной маеты».
Нет, нет, я не порочу судьбы словом,
Я разобраться в том сама хочу,
Я разобраться в них давно готова,
Хоть вместо дня в ночную мглу лечу.
Пустынная полемика души –
Как выбраться из этих дюн обмана?
Мне звезды шепчут: - Что же ты!? Ищи!
А я браню неведомых тиранов.
Бреду пустыней, ноги, как свинец,
Так тяжелы, что сил уж нет бороться,
Но ободряющее слово: « молодец!»
Твержу при каждом мираже колодца.
Мираж, мираж, повсюду миражи,
Толи рассудок мой уж помутился,
Толи на самом деле ангел лжи,
Ко мне с небес сошел, то бишь – спустился –
Какие ты слова тут говорил? –
Замкнулся миг, весь мир закоротило,
Я на колени – вид, что нет уж сил,
Вдруг чувство в сердце – вроде попустило.
Исчезли все видения мои,
Вернулся смысл пустынного скитания.
Я оглянулась вновь на все те дни,
Где был вопрос: « Что стоит мироздание?»
Не стоит, нет, оно стоит на том,
Чтоб мы держались друг за друга в мире,
Чтобы могли на «ты» с любым огнем,
Чтобы могли на «ты» с любой пустыней.
Что толку мне об этом говорить,
Когда я вижу островки скитаний –
Мне надо научиться всех любить,
Чтобы пройти ступени испытаний.
А путник мой еще бредет один,
Надежду грея беспощадным солнцем,
Во всей пустыне он и господин,
И нищий странник после миротворца.
И он живет, и жить ему еще,
Не искушением, а надеждой вечной –
А может быть все будет хорошо,
Не зря же путь по звездам виден млечный.
Перед глазами горизонт и мир
И небо звездами усыпанное богом,
Когда-то он для всех был сам кумир,
Теперь мечта и в нем перед порогом.
А будет ли? Не будет никогда –
Это и есть порог моей пустыни.
Мой странник вечен – в этом вся беда –
Скитание и есть судьба отныне.
Нет огорчений, путь лишь начат мной,
Есть огорчение – пора противоречий,
На полпути я не вернусь домой,
Ведь дома нет – душевное увечие.
Мой путь – обман, иль истина – не знаю,
Хочу узнать, мой странник так устал.
Я на ходу судьбу свою решаю,
Он на ходу судьбу свою познал.
Я в нем ищу защиты и покоя,
Он опроверг во всем мои мечты,
Какое счастье – не любить героя,
Какое горе – не достичь черты.
Разрушен день, нарушено молчание,
Мой путник сбит песчаным вихрем мглы,
Ночной кошмар, подавленный сознанием,
Уходит прочь в песчаные углы.
И вновь рассвет! Бредет, бредет мой странник,
Ему бы хлеба горсть, глоток воды,
Но жалкий день, как алчный вор-карманник,
Пытается еще украсть мечты.
Отпрянь! Уйди! Из солнечного злата
Упрямо рвется тоненькая нить.
Остынь, смирись – ты у родного брата –
Позволь стопы твои прохладою омыть.
Стой, путник, посмотри, перед тобою
Морская гладь иль дикая печаль.
Уравновесив «за» и «против» с синевою –
Ты обретешь в ней новую мораль.
Чей голос слышу я, чее учение,
Быть может, сам всевышний говорит?
Тогда прощайте все мои мучения,
Я сделаю все то, что он велит.
Я сделаю для блага всего мира,
Указанное мне в судьбе моей,
Я выведу блаженно, то, что всеми
Упрятано за тысячи дверей.
В пустыне нет ни окон, ни отдушин,
В пустыне нет дверей и суеты,
А потому там странник всяк послушен
В желании достичь одной черты.
Черты покоя: влаги, тени, пищи –
Довольствоваться малым на земле.
Где ты еще так уголок отыщешь,
Как не в пустыне – вечной знойной мгле.
Мой странник нищ, убог, но добр душою,
Дошедший до оазиса – черты –
Он стал таким, он стал еще мудрее,
Ему подвластны все его мечты.
И не жалеет он о прошлой жизни –
О временном приюте в замке лжи,
И нет в душе отныне укоризны,
И нет страдающего: «Что же, ты, держи!»
Пройдут года, а может быть столетья,
Мой странник будет все еще идти,
И никаким отныне лихолетьям
Не повернуть его, не сбить с пути.
Все это в нем заложено с рождения,
Я начинаю понимать всю суть,
И никаким отныне наваждениям
Не подчинюсь – и в этом весь мой путь.
Уставший путник, одинокий странник,
Ему бы хлеба горсть, глоток воды,
Давайте жить не как воры-карманники,
А жить с мечтой другого, без вражды. |
