Новой крыше посвящается
Сделка-21
- Отныне ты мой. Согласен?
- Ну да!
Оцифровал,
переназвал,
скомкал в плохой битрейт...
И вынул, хрипло смеясь,
флешку на тысячи терабайт
острыми загнутыми когтями.
Исповедь
Еще один волчара в рясе,
случайно угодивший в храм!
Колючим взглядом в общей массе
он ловко шарит по глазам.
Находит робкие, больные,
выхватывает новичка -
и поучения кривые
вбивает в мозг наверняка.
В размотанные язвы страха,
стыда и горя молотком
утапливает он с размаха
обиды скобы, а потом
растерянного человека
швыряет наземь умирать,
уже предвидя, что калека
с недели приползет опять.
Памяти Муслима Магомаева
'Он слышит райские напевы'
Лермонтов
Не плачьте, Тамара. В заоблачном хоре
еще баритон навсегда появился.
Бессмертные ноты в его партитуре,
бездонны верха, успокоены мысли.
Он видит Того, перед Кем виноваты
мы все, кто привинчен подошвами к долам,
Того, Кто дает нам зачем-то таланты
и щебетом птиц услаждает веселым.
Теперь он поймет все, чем годы терзался,
избавится от надоевших недугов.
Там нет ни утрат, ни врага, ни мерзавца,
там вечное соединенье супругов.
Теперь, как очнувшийся вдруг от угара,
он в полную грудь очарованно дышит.
Не надо, не плачьте, царица Тамара,
он вправду блаженную музыку слышит!
28.10.2008.
Гуляя с дочерью
Туман такой, что и не скажешь:
'Нет, я не Байрон, я другой'.
В промозглый Лондон экипажей,
а то и Шерлок Холмса даже,
развоплотился город мой.
В дыму мистическом так странно
вдруг проступает особняк.
На лбу его темнеет рана:
зашитый выход на чердак.
Клеймен старинным преступленьем,
в конвое захудалых лип,
нанизывая скуку с тленьем,
рессор он провожает скрип...
Неумолимее цунами
захватывает мир туман!
В крахмале стекленеет пламя,
кренится столб, что кокни, пьян.
***
Понемногу впадаю в вечность,
как змея в ноябре в мечты.
Пенка жизни - огонь, беспечность!..
Головнями чадят мосты.
Здесь источник адреналина:
так и манит былой детсад.
Встал. На поясе дней резина,
сиганул в разноцветный ад!
Боль в спине, рыжий привкус крови -
многим снова разжился ты?
Нет, дружок, как седло корове,
нам такие нужны бинты.
Настоящего бессердечность
отвергая по мере сил,
понемногу впадаю в вечность,
словно я никогда не жил.
3.11.2008.
***
Симфония подставленных тазов!
Вы слышите ее из наших окон?
Дрожащих капель там последний зов
и планы лета, вышедшие боком.
Рулады алюминиевых кастрюль,
сестриц из нержавейки бормотанье.
Октябрь не лоялен, как июль,
и свет за шторой ненавидит втайне.
Напевом йодль булькает вода
в простуженном крысином дряхлом горле,
как будто водкой не сожгли года
ему все связки на асфальтном взморье.
Лишь я не весел и не тороплюсь
с ним разделить мученье постоянства.
На минус минус обещает плюс
в одних анналах числового чванства.
10.2008.
***
Поэты, барды, музыканты,
кувшинок-одуванчиков певцы,
вы, может быть, всего лишь накипь, пена?
И ваши комариные дисканты
гранита не царапнут, как ни рцы,
и древней башни не исправят крена.
Полушки ломаной не стоя,
к чему берете столько на себя,
на площадях кривляетесь в угаре?
Вы не вино, не каравай, не соя,
фальшивую прописку теребя,
всегда изгои вы - одни и в паре.
Так кто, зачем и для чего вы,
приборы из антинаучной мглы
и техника, враждебная прогрессу?
Пегаса острые подковы
следами метят пышные столы
и раздирают пыльную завесу.
6.11.2008.
***
Это будет всегда
в бесконечных вариациях повторения:
желудь, птица, вода,
дичь на День благодаренья.
Кровью плачущий провинциал
на своей железной кровати -
макрокосмос, которому дан ареал,
а столицы - как мальчику блядь на мате.
Прыг да скок по рулетке шарик стальной!
Проигравший часто уносит фишки.
Есть отец небесный и есть земной,
печь, в которой сгорят все книжки.
***
Опивки... ошметки... огрызки -
вот, кто мы, любезные братья.
Глянь в проскрипционные списки:
напротив фамилий - проклятья.
Жену увели в проститутки,
рабы и заложники дети.
Влагалища, члены, желудки -
вот, кто мы отныне на свете!
10.09.2007
***
Радуйтесь мне, пока я живой.
Быстро, наверное, кончится праздник.
Гибели мне желает ковбой,
местный пастух, кремлевский проказник.
Делают мне орудьем бо-бо,
кормят, как мышь, сыпучей отравой,
давит в ненастье жаба в жабо,
греет пузырь осклизлой канавой.
Срам прикрывает каждый мой стих,
но, словно граф, выглядит гордо.
Жменею полной гвозди и жмых
я достаю, шагая нетвердо.
Каюсь - вниманья не заслужил,
сам не способный на ликованье.
Но обнимите, бросив ножи,
силы найдя, слова и желанье.
10 ноября.
Депрессия
Это похоже на то,
как если бы ты
вдруг провалился под лед
в зимних ботинках, пальто.
Мертвая толща воды,
вязкий зеленый пролет.
Праздничный рой пузырей
(это уже галюны).
Льнущий развратный пырей,
жирные, как каплуны,
рыбы с чертами лица.
Звуков почти больше нет.
Песенка про мертвеца
или подобный ей бред...
***
Мой школьный приятель - жираф
из племени красных жирафов.
Смешной неуступчивый нрав,
во чреве собранье уставов.
Мой школьный товарищ - колдун.
Он делает страшные пассы,
и старый кровавый пердун
на кухню, где мы точим лясы,
вплывает, привычно заткнув
за отворот палец вонючий.
А следом, прищуром сверкнув,
другой - недоделанный дуче.
Стоит мой пермяцкий спирит
пред ними навытяжку, бросив
стакан. И душа в нем горит!
Мгновенно здоровые лоси,
согласные мать забодать,
явилися ряженым стадом.
Но шоблу крест-накрест я хвать!
Все сгинули с визгом и смрадом.
***
'Если Бог есть, то Он такой дурак', -
однажды сказал мой знакомый дизайнер.
С обидой сказал, злостью, тревогой,
пробитой десницей в себе заушая Бога!
***
На материке духовных смердов,
словно у Цирцеи во дворце.
Свиньи бродят, хлебушка отведав,
на мартышку целится цеце.
Жалок и завистлив бестиарий,
подозрителен к чужим, своим,
но зато по мифам некий арий
породил весь этот Крым и Рим.
Жижею болотной, очевидно,
за века разбавили нектар.
И внезапно произносишь: 'быдло'!
Хоть язык налей на скипидар...
***
Шарик надувной
со свищом в боку.
Помнишь, как, родной,
рвался к потолку?
А теперь обмяк,
сморщился, потух.
Кто же тебя так?
Жареный петух?
Или шелупонь
с нашего двора?
Круглый ты - с тобой
самая игра.
Мягкий да слепой,
словно голубок.
Ни уйти в запой,
ни ворваться в рок.
Потеряв зенит,
как метался ты!
От бейсбольных бит
сочинял финты.
Тыкался в углы,
словно мамке в грудь,
падал на столы,
распылялся - жуть.
Доказал лишь то,
что тебя на бис
может, дед Пихто
и поднимет ввысь.
17.11.08.
***
Вороны, греясь, машут крыльями,
верша полет над проводами,
под небом ледовитым иглами
чернея, двигаясь стежками.
Им, как и нам, не страны теплые,
а передряги, перемены.
Упав, сосульки клювов робкие
они суют в пустую пену.
Добытчики, а не романтики,
живучие себе на горе,
хрипят и кашляют, как в ватнике,
в застывших перьях на заборе. |