...Я в пустом сыром и сумрачном подвале. Босые ноги утопают в вонючем жидком иле. Как только глаза привыкают к темноте, начинаю различать по углам какое-то шевеление: из-под плинтусов, из щелей, с потолка извиваясь, выползают разного размера змейки, змеи и какие-то совсем уж кошмарные щупальца. Дрожащими руками обшариваю за спиной покрытую тёплой слизью стену – дверей нет!
Гадов всё больше - холодные и скользкие, они уже с шипением заплетают мне ноги. Вдруг под потолком, осыпая меня дождём осколков, вдребезги разлетается невидимое раньше окно и в нём застывает громадная змеиная морда. Какое-то время мы, не шевелясь, смотрим друг на друга. В её остекленевших зрачках - холодное презрение, в моих – ужас и омерзение. Зловонная пасть медленно раскрывается до невероятных размеров и вдруг изрыгает пенистый мутный фонтан вонючей воды…
Я просыпаюсь от собственного крика. О, чёрт! Сон!
Реальность понемногу возвращается ко мне. Ночь полна звуков – стуки, хлопанье дверей, отдалённые крики людей и животных, громких спор за стеной, шум дождя и через всё это – постепенно нарастающий гул, сравнимый с шумом прибоя или водопада. Наконец-то вспоминаю всё: после двух дней сильнейших ливней посёлок предупредили о возможном прорыве дамбы. Спать ложились не раздеваясь. На чердаках ещё с вечера всё приготовлено для того, чтобы переждать там несколько дней водной блокады. Мебель сложена друг на друга с таким расчётом, чтобы внизу оказалась наименее ценная.
Гул всё нарастает. Выключается электричество, посёлок погружается во тьму. Некстати вспоминается сон. Тьфу, наваждение! При свете карманного фонарика лезу на стул и, с риском завалить всё это шаткое нагромождение, тянусь к книгам под потолком - достать сонник. Неловкое движение - и книга летит на пол, я, после отчаянной попытки удержать равновесие, тоже. Шепча «ласковые» слова, нашариваю фонарик и раскрывшуюся на странице с буквой «З» книгу. Читаю: «…змеи в среду снятся к наводнению». Смотрю на наручные часы – два ноль семь, среда…
А между тем счастливые, возбуждённые неожиданным приключением дети докладывают, что во дворе и в межах между грядками появилась вода. Гул уже мешает говорить. Забираемся наверх. Дом уже содрогается от ударов воды. Всё. Теперь у нас новый статус – пострадавшие от наводнения.
В эту ночь, естественно, уже никто не уснул. Дождь кончился, и в свете полной луны, появляющейся между быстро редеющих облаков, мы наблюдаем, как мутный поток несёт мимо нас какие-то ветви, брёвна, ящики, бочки и прочий мусор, который в обычное время остаётся как-то незамеченным, мирно заполняя укромные уголки посёлка. А вот и более крупные объекты - величаво покачиваясь, мимо проплывает целый сарайчик, из дверцы которого, как кукушка из часов, выглядывает какая-то, не узнаваемая в полумраке живность, вот, медленно вращаясь, плывёт доска Почёта – крупный деревянный стенд с портретами, ещё вчера незыблемо стоящий в парке у клуба, вот её бодро, как катер, догоняет целёхонький сортир… Оп-па! Да это же наш туалет! Мы остро ощущаем нехватку услуг в нашем дворе…
А между тем дом наш продолжает сотрясаться от ударов брёвен, столбов, собачьих будок и чёрт знает чего там ещё, наплывающего на нас из темноты. Всем жутковато и весело одновременно. Начинает светать и уже видно, что двор наш лишился всех дров, забора, фрагменты которого теперь развешаны на отдельно стоящих деревьях, деревянного тротуара, стремительно приближающегося, наверное, уже к Тихому океану, и других, так милых сердцу атрибутов нашей сельской жизни.
От невесёлых мыслей по поводу «нажитого непосильным трудом», меня отвлекает противный, пропитый и прокуренный, гнусавый, но, тем не-менее, до отвращения громкий, голос:
- Васька! Дай закурить! Мои промокли, блин, Ва-а-ась-ка! Ну, дай же, гад, табаку!
Далее следует профессионально выверенная, грамотно построенная, лингвистически безукоризненная цитата из современного словаря ненормативной лексики. Небольшая пауза и опять:
-Ва-а-сь-ка!! –
На чердаке Василия, моего соседа, никакого движения. Мужик внизу, прокашлявшись:
-Ну, кто-нибудь, дайте закурить, бли-и-н! Ну да-а-й-те!
Уже реально хочется дать ему «закурить». Выглядываю. На хлипком качающемся плоту, без вёсел, без шеста, чудом прибившись к телеграфному столбу, обхватив его обеими рукам, стоит голый, в одних трусах, мокрый и синий, в тон татуировкам, пьяный в хлам мужичонка. Ну вот, всё в порядке, жизнь продолжается - почему-то успокаиваюсь я и лезу за верёвкой – надо же спасать дурня, а то и впрямь утонет.
С появлением солнца уже всё мужское население превращается в спасателей – кто-то ловит по чердакам в конец ошалевших кур, кто-то вяжет свиней, уже совсем охрипших от визга, кто-то выводит коров, чьи хозяева по-русски понадеялись на «авось». Об операции по спасению совхозного быка, начавшейся ещё с вечера и до сих пор находящейся в активной фазе, нужно писать отдельный рассказ, так как тема эта обширна и щекотлива зело. Нужно пояснить, что львиная доля скота и сельхозтехники была накануне благополучно выведена за деревню, на федеральную трассу, которая ранее тоже служила защитой от паводков, пока между посёлком и рекой не отгрохали шестиметровой высоты неприступную красавицу-дамбу, которая и пала в неравной схватке со стихией этой ночью. Вообще-то долина реки простиралась в ширину километров на пять-шесть, и это только с нашего, левого берега. Ограничение справа - только сопки на горизонте. Люди, заселяя эти благодатные места, естественно, устраивались ближе к красавице-реке – и питьё рядом, и купание, и орошение, и красота. Долину распахали, появились поля и с ними стойкое желание избавить их от регулярного затопления, уровень которого был тогда ну, может быть, метр-полтора. Постоянно поднимая дорогу, идущую параллельно реке, но на приличном от неё расстоянии, дальние поля за дорогой от наводнений спасли, правда площадь затопления уменьшилась в разы, и в разы же вырос уровень наводнения перед дорогой. А именно здесь деревни. Новая дамба была уже перед населёнными пунктами, практически на самом берегу реки. Но и разливаться воде некуда… Дальше Вы сами всё знаете.
На сухом участке дороги в районе автобусной остановки были собраны все автомобили, комбайны, сеялки-веялки, трактора, гусеничные и колёсные, а также телеги и даже сани – весь совхозный транспорт. Там же ютились остатки скота, который не успели перегнать на «большую землю». Туда же сводили теперь и животину частников, что отлавливали уже по воде в местах, где было помельче. Там же обсыхали стайки полуголых пацанов, которым, конечно же, не сиделось с мамками на чердаках. Дорогу быстро окрестили «Вавилоном» - такой там стоял разноголосый шум и гам.
Вода медленно, но неумолимо поднималась и была довольно холодной, хотя дождь давно кончился и яркое солнце пекло изо всех сил. Но поток шёл с сопок, река была горной и быстрой и не успевала прогреваться так, как на равнине. Плюс к этому она несла с собой не только тысячи тонн размытого грунта, но и все нечистоты, которые только встречала по своему течению. Короче, купаться не хотелось. Тем не менее, я принимал во всём этом самое деятельное участие, очень довольный тем, что, будучи городским и приезжим, я всё-таки мог делать что-то полезное. Сгребая пятернёй с лица прядь мокрой травы, я хватал очередного кабана за свободный «окорок» и тащил с мужиками к «Вавилону», отплёвываясь и гордо улыбаясь.
Между тем прогнозы были тревожными, вода всё поднималась, и было решено вывозить в соседнюю деревню, стоящую на склоне сопки и потому не пострадавшую, детей, женщин и стариков. Вверх по течению ещё можно было проехать. Несколько военных грузовиков уже ушли, набитые народом, несколько грузились прямо между костров, на которых к обеду мужики жарили мясо. «Вавилон» погрузился в дым и шашлычный запах. На обочине стояли ящики с водкой – магазин был затоплен под крышу и убытки никто не считал. Мясо тоже нужно было съедать немедленно ввиду жары и отсутствия холодильника, чем мы вскоре и занялись…
После полного стакана водки и чудовищного размера куска говядины я быстро разомлел на солнце и, так как все места под редкими деревьями на обочинах уже были заняты, залез под грузовик и тут же провалился в сладкий сон. И, пока я, как дед Щукарь, переползал во сне от одного колеса к другому вслед за ускользающей тенью, на последнем грузовике, уходящим от нас, происходили по-настоящему драматические события…
конец первой части. |