1
Через тысячу лет или две,
накануне распада светила,
захватив полотенце и мыло,
ты пойдёшь по шуршащей траве.
Присоседишься к павшей братве,
чьих разборок пальба поостыла,
чьи вторые и первые жилы
схоронились в гранитной листве.
Напряжённо пытаясь извлечь
непонятную сонную речь
из пространства кладбищенской скуки,
пот холодный стирая со лба,
ты умоешь безгрешные руки,
понимая, что дело – труба…
2
Понимая, что дело – труба,
что простых и не очень историй
одинаков конец, в крематорий
или в землю упрячут раба.
То, что божьего, ясно. Гробá
однотипны по сути, и горе,
без метафор и без аллегорий,
подсознательно та же мольба.
Не тревожь! Уходя – уходи.
Мрак летейской воды позади.
Чтó ж ты? Выдумать лучше не мог?
Успокойся… Что сплыло, то – мило.
Лучше птиц покорми, голубóк,
передав тем, кто жаждет, кормило.
3
Передав тем, кто жаждет, кормило,
привыкая бывать не у дел,
вспомнишь всё, что эпоха сулила –
даже трети принять не сумел.
Повезло или не подфартило,
не сыграл или всё же допел,
но с досады не сплюнешь: «мазила!»,
сократив человека до «чел».
Потому-то и взят на прицел
тот, кто вышел лицом или ростом,
в кесарийском фиксирован шве.
Говорят (но источник – истлел),
что язык и у мёртвых бескостен.
Ты поверишь досужей молве.
4
Ты поверишь досужей молве,
той, что ухо к себе приучила,
и почти убедишься: не хило
оторваться успел на Земле.
Верный дятел начнёт в голове
свой долбёж с облысевшего тыла:
жизнь вот так же тебя бы любила
не в Москве, а, допустим, в Туве?
Ладно, нá хер замашки жлоба.
Пьёт простреленных дней голытьба.
Время лечит (как правило – ядом).
А стишков-горлопанов гурьба,
как за долгом, является на дом
за истасканным словом судьба.
5
За истасканным словом судьба
не полезешь в карман, как за прочим.
Если жест недостаточно точен,
бесполезною будет стрельба.
Оттого, что не дура губа,
кто намечен, тот будет замочен.
Нет дохода с покинутых вотчин,
так хотя бы – с чужого горба.
А наследнички – ноль червоточин!
Ну, а зуб… Не стилет, не заточен.
В целом мире нет лучше ребят.
И Hyundai – не хромая кобыла…
Глянь-ка: там, где ковыль не примят,
лишь безмолвие, смерть и могила.
6
Лишь безмолвие, смерть и могила
(ты – иной предпочёл бы делёж),
да кусок земляничного мыла,
что запасливо взял, нет, возьмёшь.
Тем, кто выжил, от века претила
давней правды смердящая ложь:
есть у прошлого мощная сила,
и беспамятство есть – ну и что ж?
Не скули, что не ценят ни в грош,
что венки превращаются в силос –
всё сгниёт в ослепительной мгле.
Ты уйдёшь (и вот этим хорош),
чтобы заново жизнь повторилась
через тысячу лет или две.
10 – 31.10.2012
|