Ни о ком, с кем был я, не жалею:
отпустил меня любовный хмель!
Я один ступаю на аллею —
соловья в тиши услышать трель.
Я срывал, мальчишка, цвет сирени
и сидел с ногами на скамье...
Повзрослев, под лип густые тени
я входил к своей — большой семье.
В этом парке — в гуще майской ночи —
не иссякнет чистый аромат.
Я бы вновь влюбился, что есть мо́чи,
позабыв, что дважды был женат.
Изнывал бы глупо от разлуки,
наплевав на сладостный покой,
и вручил бы сердце в чьи-то руки,
сгинув в бездне страсти с головой...
Только здесь — на липовой аллее
пыл любви не тронет се́рдца вдруг.
Да и мне всех женских чар милее —
аромат сирени, милый друг!
Мне мечту лелеять больше нечем.
Всё же жив во мне чудак-сверчок,
что трещит о чувстве человечьем.
О каком? Не знает, дурачок.
И поёт о том, что в мире бренном,
как сирени, всем нам отцвести.
В мой же срок, мне богом отведённом,
на плечах друзьям меня нести.
К праху прах вернётся в своё время;
скорбный ров наполнится землёй.
Проросло б сиреневое семя
надо мной — найдёт кто свой покой!
Предпочёл бы я, чтоб куст сирени
цвёл весной над небольшим венком.
Раздвигая лиственные тени,
ветер пел бы тихим голоском.
И в ином каком-нибудь сонете
воспоёт другой поэт любовь...
Что же я? Ютясь на белом свете*,
я умел ценить девичью бровь**.
* из стихотворения «И снова...»
** из стихотворения «Незнакомка» |
