В нашем мире он будто уже бывал,
много раз сюда возвращаясь,
он будто каким-то знанием обладал,
и жил им постоянно терзаясь,
он поделиться им с нами мечтал,
в творчестве своём его воплощая,
и хоть не всякий его понимал,
он творил ни на что не взирая,
он знал, что кто-то знание это искал,
что бисер ногами не все попирают,
что во "Внутренюю Империю" попав,
не все путь назад различают,
он для нас сам себя Линчевал,
на непостижимое распадаясь,
он свою душу нам показал,
в умах наших не помещаясь,
ради нас он зашёл в Чёрный Вигвам,
сердца наши, пронзая,
он будто к ним ключи подобрал,
уже давно их не открывали,
мы за ним по ночным шли тропам,
мы удивлялись, умилялись, боялись,
случалось, что своим не верили мы глазам,
но всё постичь мы пытались,
зачем и на что он себя Линчевал,
и так во многом мы ошибались,
когда ключи искали к его загадок замкам,
но тогда мы тайны душою касались,
и начинали синхронно биться наши сердца,
и что-то неизведанное нам открывалось,
и жить интересней становилось тогда.
Погружает нас в невероятное вероятно,
гений, когда сам Линчует себя,
там занятно, но страшно изрядно,
и как-то там не понятно весьма,
там легко и тяжело, просто там и надсадно,
и ни прошлого, ни будущего там,
где ни вперёд ни обратно,
и в настоящем сомневаешься там,
и становится неизвестность азартом,
и вдруг веришь легендам и снам,
когда померкло солнце закатное,
и ночь впереди, и туман,
нет из "Двойных Вершин" дороги обратной,
и головою дрозд крутит по сторонам,
и река водою падает невозвратной,
и девчонка с портрета улыбается нам,
и ситуацией всё стало нештатной,
и звучит Бадаламенти орган,
агент ФБР здесь заблудился опрятный,
и путь едва освещает луна,
и кто-то здесь спрятался страшный,
и совы не то, чем кажутся нам,
и сосны тянут к нам свои лапы,
и поглощает души Чёрный Вигвам,
смерть для жизни становится кляпом,
и лежит в лесу сердечко расколотое пополам.
В полиэтилен холодный загадку укутав,
он нашими мыслями управлял,
и было всё ясно как-будто,
но ничего ясно не было нам,
ехал Харлей из вечера в утро,
дорога петляла по чёрным лесам,
их туман обволакивал мутный,
и кто-то неведомый оживал ночью там.
В полиэтилен он тайны прятал,
загадочно на стене улыбались мешки,
нависал великан над спящим в кровати,
и что-то странное говорил,
танцевал карлик в красном наряде,
и были они двойники,
жизнь и смерть, торжество и досада,
менялись местами, так мастерски,
ночь становилась мрачной шарадой,
подсказки отражали девичьи зрачки,
ночь во тьме что-то скрывала,
пряча под ногти секреты свои,
ночь и сама, что-то искала,
он знал где это найти,
может быть полено ему подсказало,
а может быть лес говорил,
может быть совы, что в ночи пролетали,
а может быть звёзд небесное конфетти,
может быть пламя, что рядом шагало,
этого он не уточнил,
а может быть к нам его, что-то прислало,
он тайну открыть не спешил,
Линчевать себя не прекращал он,
и всё искал к Чёрному Вигваму пути.
Что-то прятала ночь, а что-то являла,
казино призывно горели огни,
картами краплёными ночь играла,
и не любила шутить,
она себе пару искала,
ночь хотела любить,
она запрещала и позволяла,
хотела своё ночь получить,
она себе жертву искала,
ночь хотела убить,
на ухо она, что-то шептала,
ночь умеет дразнить,
она страстью любовь заменяла,
и массу для того имела причин,
вишнёвую веточку в узелок завязала,
и много под её маской было личин,
ночь наслаждение с болью смешала,
и не позволяла уйти,
она в странные игры играла,
и нельзя было её победить,
ночь во тьме, что-то скрывала,
и не давала это найти,
она тьмою тьму прикрывала,
и скрипели во мраке чьи-то шаги,
секретов ночь знает не мало,
знает, что боится человек темноты,
она реальность всегда искажает,
и шопотом всегда говорит,
ночь тайну в лесу открывала,
тому кто не спит,
не помогала она и не мешала,
и свет фонарика от страха дрожит,
совы над головой пролетали,
они чем-то другим казаться могли,
ночь давала и отнимала,
и во тьме кто-то кричит,
тьмою ночь крик укрывала,
и к Чёрному Вигваму все искали пути,
в белой беседке чёрная пешка стояла,
она выбыла из игры,
из зеркала глаза чужие взирали,
и глядя в тебя смеялись они,
себя создатель Линчевал сериала,
и всё же нашёл к Чёрному Вигваму пути.
Открывала ночь ему тайны по блату
за то, что их мог хранить,
за то, что был её делегатом,
и тайны в степень мог возводить,
за то, что был её адвокатом,
и чёрную кошку в тёмной комнате мог найти,
за то, что знал, что поиски всегда чреваты,
что к новым потерям привести могут они,
оказывалась в комнате лошадь так кстати,
кричала ручка на деревянной двери,
промокала сорочка кровавой расплатой,
но продолжал он в ночь нас вести,
шёл тропою он витиеватой,
осторожны его были шаги,
он в ночные нас посвящал постулаты,
и ночь в лицо видели мы,
и становилось сердце вдруг сжатым,
и леденело в груди,
и тугим натягивались нервы канатом,
но отказаться узнать мы не могли.
Зачем Луна в чёрной прячется вате ?
Зачем снятся странные сны ?
Зачем встаёт великан у кровати ?
Зачем Солнце к рассвету ищет пути ?
Зачем есть места, что полны благодати ?
Зачем есть места, что злом чёрным полны ?
Зачем душа непредвиденной становится платой ?
Зачем в Чёрный Вигвам нужно зайти ?
Сомневались многие в его адеквате,
но версий не строить они не могли,
возводил он тайны в степени квадратов,
их затем, превращая в кубы,
тайны оценивал он в каратах,
и не было слабых звеньев в этой цепи,
и ни с кем не вступая в дебаты,
он в Чёрный Вигвам сумел всё же войти.
Так много он от нас спрятал,
так много он показал,
стал нашим он провожатым,
и будто с нами искал,
куда уходил паркет полосатый,
и занавес красный откуда свисал,
и будто уже это было когда-то,
но больше не будет уже никогда.
Стоп ! Всем спасибо, снято,
остановилась камера его навсегда,
ушёл последний от нас император,
но он не ушёл никуда,
превратив "где-то" в "когда-то",
"Головой-ластиком" наносное он стёр из меня,
нещадно он себя тратил,
и на тайны себя Линчевал,
превращаясь в ребусы и шарады,
в странный превращаясь портал,
превращаясь, то в восторг, то в досаду,
в жуткую превращаясь непостижимую аномаль,
превращаясь, то в казнь, то в пощаду,
в полиэтиленовую превращаясь вуаль,
превращаясь в шахматную партию с психопатом,
в печальную превращаясь мораль,
превращаясь в символ замысловатый,
в ночи превращаясь оскал,
превращаясь в ужасную расплату,
в громкий превращаясь скандал,
превращаясь в бесконечную анфиладу,
в страх превращаясь, что везде проникал,
превращаясь в красивую балладу,
в странный превращаясь ночной ритуал,
превращаясь в любовную усладу,
в ночи превращаясь грааль,
превращаясь в неожиданную засаду,
в секретный превращаясь сигнал,
превращаясь в наказание, и в награду,
в огонь, превращаясь, что рядом шагал,
превращаясь в мысли, что не отпускают,
в страшный превращаясь финал.
Он не понятым остаться не боялся,
"Синим бархатом" тайны укрывая,
он не понятым стремился остаться,
Линчуя себя и нам раздавая,
он натягивал нашу реальность на пяльца,
реальность другую на ней вышивая,
реальности другой был он посланцем,
и жил чудеса нам являя,
он меж тайн постоянно скитался,
по тайному "Шоссе в никуда" удаляясь.
Линчевал он себя на загадки,
Линчевал нас он стыдом,
как поражались мы внешностью гадкой,
как ужасались мы "Человеком-слоном",
и как радовались украдкой,
что с другим это произошло,
он наши нам являл неполадки,
неполадки с нашей душой.
Он смешивал чёрное с белым,
безобразность он мешал с красотой,
он безразличие оттенял милосердием,
а чёрную ночь белым днём
праздность превращалась в усердие,
и надежда появлялась во всём,
у циркового урода возникало доверие,
и стыдно нам становилось за своё естество.
"Человек-слон" в больничной палате,
силился разучить людские слова,
и то-ли он квакал, а то-ли крякал,
но смотрел глубоко он внутрь меня,
и может быть он напоминал вурдалака,
но моя разрывалась душа,
и когда от доли своей горько он плакал,
по щеке моей его стекла слеза.
Мы говорили и забывали,
но что-то забыть не могли,
мы говорили и продолжали,
всё искать продолжали мы,
вместе с ним мы себя Линчевали,
и всё силились ответы найти,
истории разные случались,
но проще было истории не найти,
когда к брату на газонокосилке отправляясь,
брат примириться хотел в конце жизненного пути,
не все ответы скрывались,
другие так были близки,
но постоянно их мы искали,
и всё никак найти не могли,
постоянно, что-то важное упуская,
не замечали, что они, это есть мы,
и всегда, то что вечно с нами искали,
но не могли мы это найти,
мы в загадках его пропадали,
но пропадать стремились в них мы,
через бездну мы мост создавали,
не ведая, что бездна та, это есть мы.
Линчевал себя гений,
на многие распадаясь загадки,
и будто в нас он верил,
спрятав подсказки в занавеса красного складках,
и места занимая в партере,
догадки меняли мы на догадки,
но за дверями, снова были двери,
а в складках другие складки,
он тайны глубину собою мерил,
любил загадывать он загадки,
и ангел становился зверем,
а зверь ангелом сладким,
в бесконечность уходили портьеры,
любил играть он в прятки,
и за дверями другие были двери,
и загадками он отвечал на загадки,
и становилась находка потерей,
как селёдка подброшенная в кофеварку,
как клубок ночных мистерий,
как в дневнике девичьем ремарка,
как томно, окружённое орхидеями тело,
как рука в чёрной перчатке,
как душа от любви, что сгорела,
от той, что стала повадкой,
как ночь, что рядом сидела,
и подглядывала украдкой,
как то во что невозможно поверить,
он любил загадывать загадки,
на тайны Линчевал себя гений,
он знал, как тайны сладки,
это в его было манере,
знал он, как на тайны мы падки,
он знал в полной нас мере,
знал как мы прекрасны и гадки,
и в непостижимую помещая нас атмосферу,
он держал нас крепкою хваткой,
но кончилась ночная мистерия,
съёмочная опустела площадка,
безвозвратно уходят гении,
но блестят в ночи следы их загадки,
и жизнь свою мы по ним теперь меряем,
и всё ищем и ищем отгадки,
и открываем дверь за дверью мы,
но портьер не кончаются складки...
В нашем мире он будто уже бывал,
много раз сюда возвращаясь,
может быть он снова вернётся сюда,
снова знанием бесценным терзаясь,
снова станет он себя Линчевать,
на непостижимое распадаясь,
снова явит свои чудеса,
снова не понятым остаться не опасаясь,
и снова "где" искать он станет в "когда",
снова от реальности отрываясь... |