Ноябрь поздним гостем сидит у огня
и греет над пламенем стылые пальцы.
Неласковый месяц! —
послушай меня:
оставь эту склонность по свету скитаться, –
стучать сучковатою палкой в окно
и петь заунывно под ним серенады...
Ты знаешь, тут песен не слышат давно,
случайных прохожих тем паче — не надо.
Враждебные ветры в их душах поют,
и злобные вихри в сердцах их витают, –
они защищают миражный уют,
что выстроен ими в системе их стаи.
Восставшие души, мечтавшие стать
умнее всех в мире и всех распрекрасней,
собрали таких же несметную рать,
себя распаляя несбыточной басней!
Они предпочли беспощадность любви,
ушли от тепла в ледяные просторы, –
плевали на смерть "нищеты короли",
предавшие веру лолла́рдовой сворой.
Бездумным порывом им рай обрести
безжалостно время кружило над ними, –
но лишь вырастали стеною кресты
везде, где звучало их гордое имя...
Горланили вдовы, взывая к богам,
детей хоронили в земле опалённой,
на Вечный Закон уповая: "Воздам…" –
пытались сразить супостата иконой…
«Возьми, Богородица, нас под крыло!
Спаси, сохрани нас от алчной гордыни», –
кричалась молитва... а меткий стрелок
в них целил оружьем с оскалом звериным.
Скиталец-ноябрь, не усердствуй, звеня!
Ты видишь, тут напрочь забыли про милость,
здесь НЕ сострадают и с радостью мстят, –
здесь жизнь в неподвижности мёртвой застыла…
Считать ноябри, —
может будет их сто?
Виновных искать среди тихих надгробий —
всё это ПОТОМ... Как и, впрочем, — потоп...
А чопорность спишут на климат суровый. |