Он был тогда совсем ещё мальчишкой
И бегал беззаботно дотемна,
Играл в лапту, читал с сестрёнкой книжки,
Когда на землю грянула война.
В то утро он проснулся очень рано,
На речку бегал, в поле и в овраг.
А днём чеканный голос Левитана
Сказал: "Беда! Страну терзает враг!"
И было долгое могильное молчанье
У сельсоветского точёного крыльца,
И мамы скорбной тихое отчаянье,
И напускная бодрость у отца.
И были сборы, речи, совещанья,
В стаканах плавился разбавленный сырец.
И, подняв кверху Мишку на прощанье,
Ушёл на фронт с винтовкою отец.
Сказал: "Ну всё, родные, ждите писем
От вашего геройского бойца!"
А жаворонок плакал в синей выси
И всё кружил над ними без конца.
Пришло письмо, и горем раскалённым
Скукожило весеннюю листву -
В нём было выведено почерком казённым:
"Погиб геройски в битве за Москву."
И мама, к небу воздевая руки,
Шептала: "Господи, за что? Скажи, скажи,
За что Ты, Господи, нам шлёшь все эти муки?
За что Ты, Господи, калечишь нашу жизнь?
Я всё смогу, я вынесу без стона
Любой из предначертанных путей!
Во имя правды Божьего Закона
Прошу лишь, Господи, спаси моих детей!"
Но, видно, горя не бывает мало
И, вслед за похоронкой на отца,
Шальная мина погубила маму
У дома, возле самого крыльца.
А через день фашисты, словно нечисть,
Которой что-то где-то припекло,
Всех убивая на пути, под вечер
Входили в разорённое село.
И Мишка, ухватив рукой сестрёнку,
Пригнувшись за расхристанный забор,
Оврагом уходил на ту сторонку,
Где жизнью зеленел сосновый бор.
Трещали выстрелы, огнём плевались пушки
И вдруг, лицом уткнувшись на восток,
Сестрёнка у спасительной опушки
Упала, как подкошенный росток.
И в том бору, у низенькой сосёнки,
Где детство Мишкино приблизилось к концу,
Он, плача, рыл могилу для сестрёнки,
Размазывая слёзы по лицу.
Навек ушла лапта, закрылись книжки,
На сердце - камень, кулаки - в смоле...
Дитя войны, совсем ещё мальчишка,
Каких-то десяти неполных лет.
Он брёл куда-то, мокрый и голодный,
Порой воды лишь делая глоток,
Сквозь буераки, реки и болота
Стремясь уйти подальше на восток.
В полубреду, раздёргивая ветки,
Куда-то, спотыкаясь, брёл, пока
Не найден был бойцами из разведки
Десятого гвардейского полка.
И Мишку на загорбке лейтенантском
Доставили в армейский лазарет,
Где военврач в халате белом, штатском
Вытаскивал его на этот свет.
Бойцы к нему ходили, как к родному,
Трепали за вихор, носили чай -
Истосковались по родному дому,
А Мишка стал братишкой невзначай.
И вот настал тот день июльский, знойный...
В большую лазаретную избу
К нему пришёл усталый подполковник,
Что должен был решить его судьбу.
Они сидели рядом в полдень спелый,
Шумел висящий чайник над костром...
"Ну что же, Мишка, мне с тобою делать?
Поедешь, видно, Мишка, в детский дом!"
"Товарищ подполковник", - будто в воду
Сказал он, руки протянув к костру, -
"Хочу служить советскому народу,
Чтоб отомстить за маму и сестру!
Пускай в детдоме сытно и уютно,
Пускай у каждого там тёплая кровать,
Я всё равно сбегу на фронт оттуда
И всё равно отправлюсь воевать!
Ну, разрешите мне у вас остаться!
Я пригожусь вам в самый нужный час...
Мне очень нужно с ними поквитаться,
Не прогоняйте, умоляю вас!"
А подполковнику припомнилось иное:
Давным-давно, в немецкую войну,
Он с другом так мечтал прослыть героем,
Сражаясь за царя и за страну.
И был он ненамного старше Мишки...
Ну, а потом, спустя всего пять лет,
Они, кадеты, в сущности, мальчишки,
Примкнули к красным в липецком селе.
Он вспомнил дом, жену и дочь-невесту,
За сыновей привычный груз вины,
Разбомбленных недалеко от Бреста
Под утро, в самый первый день войны.
"Ну что ж, - сказал он, - Мишка, оставайся!
Запомни, полк наш - твой второй отец!
Будь гордым, Мишка, но не зазнавайся,
Теперь ты - Красной Армии боец!"
И полковой портной не для проформы
Обмерил Мишку с головы до ног,
А через день пришёл с пошитой формой.
"Ну вот, - сказал, - Носи её, сынок!"
И Мишка, изменившись несказанно,
Сапожками пристукнув в пол слегка,
Под одобрительные возгласы, чеканно
Пошёл в блиндаж, на вызов комполка.
"Товарищ подполковник, - начал сразу, -
Красноармеец Михаил Титов
Явился к вам по вашему приказу,
И всё на свете выполнить готов!"
"Садись, боец! Вот чай, а вот печенье...
Присядь, сынок, попей чайку со мной!
Мы завтра начинаем наступленье
И ждёт нас долгий и жестокий бой.
Должны мы из России выгнать немцев
И потому, честь гвардии храня,
Тебе доверил полк быть порученцем
У командира, то есть у меня.
"Служу Советскому Союзу! - крикнул мальчик, -
Мы наведём на фрицев жуть и страх!
Мы справимся с поставленной задачей
И разгромим фашистов в пух и прах!"
* * *
И вот, настало утро наступленья,
Волнуя души, обрывая сны...
Бойцы считали каждое мгновенье
Оставшейся до рёва тишины.
Взлетели три зелёные ракеты
И, тишину навеки схороня,
Сам "бог войны" пред утренним рассветом
Обрушил на фашистов град огня.
С аэродромов взмыли самолёты,
Неся на крыльях смертоносный груз,
С врагом свои свести готовясь счёты,
Предательски напавшим на Союз.
Ждала сигнала к бою и пехота,
В окопах ждавшая заветного утра...
И вот, за ротой поднимая роту,
Взревело долгожданное "Урррааа!"
Круши, непокорённая Россия,
Того, кто столько бед тебе принёс,
Чтоб он издох, навеки обессилев,
Как бешеной слюной хрипящий пёс.
Гони его до логова в Берлине,
Сровняй с землёй поверженный Рейхстаг,
Чтоб над фашистской дьявольской "малиной"
Огнём горел твой краснозвёздный стяг.
И шли бойцы в атаку на фашиста,
И падали, и поднимались вновь...
Их вёл не страх, не кнут, не коммунисты,
А лишь святая к Родине любовь.
И в их числе - обычные мальчишки,
Ещё вчера от школьного звонка,
Такие, как герой рассказа - Мишка,
Розовощёкий мальчик, сын полка.
* * *
А Мишка в эти дни не знал покоя.
То в штабе он, то на передовой...
Его фигурка в канонаде боя
Мелькала в суматохе боевой.
Он подносил патроны к пулемётам,
Растягивал связистам провода...
Азы нелёгкие усваивая лётом
Тяжёлого солдатского труда.
Растрескались ладони, ссохлись губы,
Хотелось пить, хотелось тишины.
Но он терпел, упрямо стиснув зубы -
Ведь он - солдат своей родной страны.
И вдруг всё стихло... Оживлялись лица...
И в разом наступившей тишине
Слепило солнце, заливались птицы
Так, как бывает только на войне.
И Мишку убаюкал сонный ветер
На берегу, под шелест водных струй.
Он сладко спал, как спят лишь только дети,
И видел дом свой, маму и сестру.
И не было войны, ему казалось,
И ярко голубели небеса,
И мама белозубо улыбалась,
И гладила его по волосам.
Он спал, устав, и ничего не чуял,
Как бережно несли, укрыв плащом,
Как командир сказал: "Не трогай, Чулин,
Устал, бедняга, пусть поспит ещё."
А через день ещё был полк построен.
В строю дыханье Мишка затаил...
И подполковник, стоя перед строем,
За храбрость всех бойцов благодарил.
А после молча поминали павших,
Которых было треть на батальон,
Читали письма, что принёс уставший
От беготни армейский почтальон.
И Мишка чуял обожжённой кожей
Улыбки добрые сквозь жёсткие усы...
Не каждый полк тем похвалиться может,
Что у него есть свой любимый сын!
И были марши, стычки, переходы,
Бои, потери, раны, ордена,
Освобождённые от Гитлера народы...
Шла к завершению великая война.
Шёл Мишкин полк, на немцев наступая,
И в самом центре вражеской земли
Бойцы-гвардейцы в том, победном мае
Увидели поверженный Берлин.
Они дошли! Дошли сквозь вихрь и пламя,
Преодолев жару, дожди, снега...
Совсем чуть-чуть, и огненное знамя
Взметнётся ввысь над логовом врага.
Тот день настал, и отступили беды,
И Мишка был обласкан им вдвойне,
Весенним, тёплым днём святой Победы
В великой очистительной войне.
Цвела Победа радостью на лицах:
"С Победой, Мишка, милый мой сынок!"
Лежала ниц немецкая столица
У их солдатских кирзовых сапог.
Их ждали семьи, сёла, пашни, реки,
Их ждала Родина, прекрасна, велика...
И с ними Мишка, с той поры навеки
Простой советский парень, сын полка. |