уж если я могу себе позволить
казнь каждоутреннюю
от смеха умирая возле зеркала
у отражения себя
под что нам замирать на самом деле
здесь души в черном теле
особой выдержки
и выделки
атас
и ты мурлычешь мне Шекспира и Рембо
на языке подбитых пылью лунных трав
мурашки нежности поправ хандру и сон
в плен мое сердце где только не брали
в автобусе несущемся опричь
на выцветшем и стареньком вокзале
на кухне когда варится обед
неслышным ходуном внутри неслись
не город Рим
и курица не баба
любая из играющих сестер
богиня при любви и том кого
ей дали вместо мира навсегда
сейчас
да и всегда была богиней
любая
пока власти теософов
не вырвали из памяти любовь
меняя на ребро и покаянье
и терпкость чувства на символику амвонов
когда здесь не любовь
дышать - пустое
хожу по городу и глажу шрам коры
и мысленно целую ветви небом
за то что тебя нет
а время рядом
мы столько раз с тобою уходили
что нас нельзя как окна закрывать
забыть и выкинуть из памяти слова
рабы любви
товарищи
вы звери
не нужно нам чужое бламанже
а блажь манжет и новый слог в десятый вал
ведь мы не спим
чтобы гонять в кроватях кофе
мы вечно дерзкие
как выстрел слова нате
как руки матери влюбленны и добры
а где то птицами посаженная ель
растет и лапами в небесье детски машет
была бы Машей
но летящие с петель катают двери
я так счастлива с тобой
и стопка водки опрокинулась в постель |