Ослы ревут от похоти и жажды,
Вращая ворот, тянутся губами,
Кусая ляжки впереди идущих,
Лягаются, удары получают,
И, утомленные, вновь засыпают
У кормушки.
А рядом, в четырех шагах,
В чуть искривленных руслах
Движется вода,
И нет нужды в тупом противоборстве.
Трава спокойно прорастает в твердь,
И твердь в себя ее безгласно принимает.
Отчетливость, не раня глаз
Перетекает в дымность далей,
И не заботятся пейзажи о своем
Правдоподобье.
Мираж – в таком же серебре
Как листья тополя и перья птицы.
Собака, выбежав из грязного загона
Становится вдруг волком
И бежит, играя шерстью,
Позабыв о будке,
Об унизительном выпрашиванье
Кости,
А облака, уничтожая гнет несвежих взглядов,
Уплывают, сменив цвет бронзы
На янтарь.
Ночь обретает аромат, тягучесть, свежесть,
Звуки роднятся с тишиной,
Напевы птиц стирают нарочитость
Надуманных гармоний
И ослиных рифм.
Текут ветра, не вспоминая жадно
Об ураганном прошлом, вывернутых пнях,
В них – семена, и споры, и букашки,
И в них же – искры
Лесных пожарищ и зародыш эпидемий.
Оскал медведя здесь не зло, а лишь
Желанье голод утолить,
И разоренье диких ульев –
Не воровство, не подлость, не убийство.
Во всем есть смысл, умом не искаженный;
Здесь ум – безумье, голос – мрак гордыни,
А вместо целей – множество путей,
Дорог, тропинок, просек
Клубком сплетенных, равноценных, вечных. |