Нету проклятых строк среди рукописей тайных героев,
Пусть откроются библиотеки, кто-то лично поставит печать.
Посмотрите в их лица, гениев, вы видите в них изгоев?
А им даже ночью теперь не положено лампу включать.
О, мой ангел, Ты тоже когда-то устанешь, захочешь развеяться?
Даже пусть я Тобой не любим, пусть напрасно шуршат Твои крылья.
Но как робко дрожат твои пальцы, горением книжек не греются,
А пламя такое, что страшно в ночи от его изобилья.
Но мы в разных мирах: я - к любимой, Тебе - ждать несчастья.
Что чьи-то стихи? Тебе приходилось и выше творенья читать.
А у нас, у людей, запятые подчёркивают деепричастья;
А там, у Тебя, что строка - то звезда начинает сиять.
Если б знал одиночество; сверху кажется мир многолюдным,
Снизу же - скучно и грустно... Не буду цитировать Михаила
Юрьевича, он таким же земным был, правда чуть более рассудным,
Чем мы, кому не хватает для общих портретов народа акрила.
Я помню пустую аллею... Там памятник скоро поставят,
Не важно кому, состоянья нет хуже, чем когда видит душа бе-
тонный свой остов. А как же бессмертье, что все в стихах славят?
Но всё есть короче, и даже не век в беззаботной и праздной гульбе.
О, мой Друг белокрылый, снежинками перья теряющий,
Подведу ли Тебя? Или стану послушным, не взявшим Парнас стихотворцем...
Так пусти меня в свет, мирной звёздочкой в небе играющий,
Лишь бы только на пользу слова непростого с Тобой разговорца...
|