Сердце билось её, когда письма от Сашки читала.
Он из армии слал их, просил ему преданной быть.
У него там снега, у неё же сирень расцветала.
Год пройдёт и вернётся, не долго придётся тужить.
Парни вслед ей смотрели, когда проплывала, как дива.
Грудь, фигура и ножки… ну словно с картинки модель.
Белокурые кудри спускались на плечи красиво,
Голос словно весенняя, звонкая утром капель.
Но Любаша ждала, одного его Сашку любила,
И о свадьбе мечтала, весёлой, такой как у всех.
Даже платье себе белоснежное в рюшах купила.
Разносился от счастья по улице девушки смех.
Время быстро прошло, пробежало тропинкой знакомой.
И с букетом цветов Сашка к Любе ступил на порог.
Ну а как же иначе, иначе никак по-другому.
Позади километры армейских нелёгких дорог.
Новость Любу сразила, как гром среди ясного неба,
«Ты прости, дорогая, но я уезжаю к жене.
Как-то вышло вот так, некрасиво, нечестно, нелепо,
Но там дочь родилась, и нуждается очень во мне.»
Он ушёл, а Любаша, ну вроде бы жить перестала,
Как понять ей его, как простить, как обиду забыть?
Нет любимого больше, нет рядом её идеала,
И волчицей в душе одинокой хотелось ей выть.
Раны в сердце, с трудом, но одна за одной рубцевались.
Приняла предложение, замуж за Колю пошла.
«Горько» гости кричали, под счёт «раз, два, три» целовались,
А потом, по инерции, жизнью семейной жила.
Встреча с Сашкой на улочке узкой была не случайной.
Он её поджидал, будто знал, где с работы пойдёт.
Взгляд его грустных глаз был какой-то просяще-печальный.
Люба глянуть боялась, а вдруг да опять пропадёт.
«Ты прости, дорогая, вернулся, там жизнь не сложилась.
Изменяла жена, я терпеть это больше не мог.»
Сердце Любы стучало, обида опять обнажилась.
Но на чувства давно был наброшен амбарный замок.
«Саш, ты знаешь, ты помнишь, как я тебя сильно любила,
Я частицу души отдала тебе в тот тёплый май.
Но что было, то было и сердце любовь отпустило,
Ты живи своей жизнью, и больше меня не встречай.»
Хлёстко били слова, им услышанные от любимой.
Груз от прожитых лет накатился на Сашкину грудь.
В даль она уходила походкой своей горделивой…
Всё, свободен от прошлого был у Любашеньки путь!
|