Карась Ивась и хлопцы бравые
Как в озёрах глубоких
да в морях далёких
жили-были караси-иваси
жирные, как пороси!
И ходили они пузом по дну,
рыбку малую глотали ... не одну!
Говорили иваси с набитым ртом.
А о чём шли разговоры? Ни о чём!
Но говорят, от разговоров тех,
да от прочих карасьих утех
озёра тихие дыбились,
моря глубокие пенились!
И жил средь них один карась
по фамилии Ивась,
а по прозвищу ... пока не придумали,
да и не о том они думали,
а о новых морях мечтали,
старые им стали малы!
И сказал тогда Ивась:
— С насиженного места слазь
и бегом на разведку!
Судачат, что где-то
есть у наших вод суша,
вот там пенить пиво и будем
да раков едать полезных!
Решил и смело полез он
на сушу, на берег моря,
воздух глотнул: «Нет соли».
Встал на хвост свой могучий,
пошёл по траве колючей,
доплясал какой-то до деревни,
встал перед первой же дверью,
плавником тихонько стучится.
И надо ж такому случиться,
дверь карасю открыли,
хозяева дома были.
А в хозяевах у нас
хлопцы Бойкие. Припас
достают и ужинают,
зовут гостя дружненько:
— Ты поди, карась Ивась,
да на стол скорей залазь,
у нас вяленые караси-иваси,
ну а к ним картоха, щи!
Как услышал Ивась:
«Ты на стол скорей залазь,
у нас вяленые караси-иваси…» —
так вон из хаты, и ищи-свищи!
От хлопцев Бойких открестясь,
побрёл дальше наш карась
себя показывать,
на людей посматривать.
Доковылял он до града большого,
града шумного Ростова.
Видит, дедок Ходок на ярмарку едет.
Запрыгнул Ивась к нему в телегу
и начал речь вести
о той местности,
где жил он в озёрах глубоких,
плавал в морях далёких,
да про то как они,
караси-иваси,
друг с другом смешно разговаривают:
ртами шлёпают, пузыри идут!
Слушал дедок Ходок, слушал, плюнул:
— Везти тебя я передумал, —
и скинул рыбину с телеги. —
Погуляй, сынок, побегай!
Угодил карась прямо на лавку торговую,
там пузатый продавец гремит целковыми,
а на прилавке караси-иваси лежат грудами,
чешуя блестит на солнце изумрудами!
Обрадовался Ивась родственникам,
обниматься полез плотненько:
пощупал, потрогал рыб, а они мёртвые.
И полились из глаз его слёзы горькие!
Прыгнул карась на мостовую,
да прокляв толпу людскую,
запрыгал куда глаза глядят,
подальше от людей, а то съедят!
Допрыгал он до речки Горючки,
зарыдал у какой-то колючки.
Глядь, а это крючок рыболовный
для рыбной, так сказать, ловли.
Заметили горемыку мужички Рыбачки
вот и выставили крючки:
к себе зовут порыбачить,
ну или как сами ловят, побачить.
Подкатился к рыбакам Ивась
уселся на свой хвост, не слазь!
И задумчиво в воду уставился:
что-то ему там не нравилось.
А в воде удила клюют,
Рыбачки разговоры ведут:
про уловы свои рассказывают,
усищи длинны разглаживают.
А в ведре караси-иваси
да рыбы лещи
плещутся, задыхаются,
в тесноте да в обиде маются.
И налились тут кровью глаза
у отважного карася,
пошёл он на Рыбаков ругаться,
просить, молить, заступаться
за карасей-ивасей
да рыб лещей,
чтобы их на свободу выпустили,
в речку Горючку выплеснули.
Засмеялись мужички Рыбачки,
пригрозили самого его в сачки
да в ведро посадить надолго!
Тут умолк он:
не пожелал карась поганой участи,
он и так на земле намучился!
Прыгнул Ивась в речку буйную,
и понесло теченье шумное
его в озёра глубокие,
в родные моря далёкие.
А как домой воротился,
отъелся, карась, откормился
и стал приставать ко всем рыбам:
рассказывать то, что сам видел,
пугать и стращать морских тварей
человеческой, то бишь, харей!
Ртом шлёпает, пузыри идут,
ничего не понятно. И тут
прослыл Ивась дурачком великим,
не-от-мира-сего-ликим!
Ай люли, люли, люли,
живите долго караси!
Ай люли, люли, люли,
плывите в море, Иваси.
Ну на этом и хватит.
А мы пойдем по полатям
таких дурачков выискивать,
гостей дорогих обыскивать:
сказки старые искать,
из карманов изымать
да подкладывать новые,
а взамен брать целковые.
____________________________________
Гордость карасей и предубеждение царей
Как еси на небеси
жили-были иваси,
иваси-карасики
по небу-морю лазили!
И у этих карасей-ивасей
каждый день другого был чудней:
ай, расхаживать на длинных хвостах,
говорить на разных языках
да на землю смотреть свысока.
Вот такая у них душа!
Но про эту душу вам скажу:
мне молчать велели, ни гугу!
А рассказ я поведу о другом:
жил средь них карась Ивась, он не ртом
разговоры глупые вёл,
а мозгами жирными плёл
паутину думок своих:
— Вот спущусь на землю, под дых
дам любому кто ниже меня:
кто на небе, тот и главный, то есть я!
Как сказал, так и сделал, свалил
он с небес на землю, а за ним
то ли слухи, а то ли молва:
мол, упал Ивась, разъелся как свинья!
И летел карась Ивась до земли,
а вослед ему смеялись караси,
насмеявшись, разошлись по домам:
по кучнистым, белым, серым облакам.
А карась упал в ту среду,
где я, братцы, тотчас умру:
опустился он на дно глубоких вод.
Глядь, там кружат дружный хоровод
жирные такие караси,
а за ними сельдь иваси
быстрыми хвостами гребёт,
косяками холёными прёт!
Стало дурно карасю Ивасю:
«Как же так, я что-то не пойму
почему карась и ивась
раздвоились, жизнь не удалась?»
Но не смотрели рыбы на него,
веселились, плавали, на дно
опускались и снова всплывали,
да зачем-то ртом воздух глотали.
Захотелось карасю Ивасю
тоже глотнуть воздух, он по дну
своим мощным хвостом пошёл
и до берега быстро дошёл.
Вышел он на сушу голяком
да на брюхе по песочку ползком.
Так добрался он до центра земли —
до скрипучей деревенской двери.
Постучалась скотинка и вошла,
а семья в дому не поняла
чи корова, чи бык перед ней?
И к столу зовут его: «Смелей!»
А на ужин у них уха
из карасей, ивасей... Потроха
затряслись у гостя, он вскипел,
вылил на пол уху и скорей
из страшного дома вон!
Бежал и бубнил: «Это сон!»
И домчался до Ильмень-реки,
там сидят, рыбачат рыбаки:
то плотва попадётся, то карась.
Увидали Ивася, кричат: «Залазь
поскорее в наше ведро!»
Глядь Ивась, там рыбы полно,
задыхается она и бьёт хвостом.
— Не о том мечтал я, не о том! —
схватил наш герой то ведро,
прямо в реку выплеснул его.
И поплыли караси по реке.
Взбеленились рыбаки, айда ко мне:
так и так «Иванна, твой Ивась
нам житья не даёт, эка мразь!
Унеси его отсель на небеси,
где гуляют толсты караси,
жирными боками трясут,
разговоры ни о чём свои ведут».
Я вздохнула глубоко и поняла:
зря с небес Ивася содрала,
то гордыня была не его,
моя душенька вселилась в него!
Как же быть? Да надо б душу изымать
и свою гордыню усмирять.
Но что станет тогда с Ивасём,
как же будет он с пустою душой:
куда пойдёт, зачем и что поймёт,
может, кинет кого или убьёт?
Так я думала долго, год-другой.
И решила: надо жить уже самой!
Вылезла из Ивася я и ушла.
Села, Азбуку пишу, а сама
наблюдаю: как там мой карась?
Рыбаки кричат: «Иванна, слазь,
уходи из сказки, пошла вон!»
Всё, ушла! Ивась пошёл домой.
И ведь дом придумал он себе:
в топком иле сидит на дне
да глазами пустыми глядит:
не пройдёт ли мимо бандит?
Тут пришёл бы ему конец,
да захотел покушать молодец.
И додумался ведь покинуть дом:
вылез, по дороженьке побрёл.
А дорога деревенская узка,
прёт лошадка на него! Глаза
рыбьи округлились до небес,
и воскликнул Ивась: «Мне трындец!»
Но протянулась до него рука
и схватила молодого едока —
это дед Ходок-туда-сюда
пригласил в телегу паренька.
И карась смекнул, сообразил:
разговоры длинны заводил
о жизни той в заоблачных мирах,
где караси-иваси в облаках
на землю глядят свысока:
дескать, боги мы, такие дела!
Разозлился дедок Ходок,
слез с телеги, Ивася поволок
прям в торговые ряды, туда
где в продаже караси да плотва.
Кинул рыбину на лавку и бегом,
прыг в свою тележищу. «Пошёл! —
дёрнул за уздечку коня. —
Видно, бес попутал меня!»
Огляделся карась Ивась
и сказал дохлой рыбе: «Ну, здрасть!»
Не услышали его караси,
в ряд лежат, в зрачках застыло: «Спаси!»
Растолкать Ивась пытался друзей.
— Ишь ты, выискался тут добродей! —
продавец отпихнул Ивася. —
На убой отправлю; жирный, как свинья!
Заплохело божьей твари, спрыгнул он
и до дома нового ползком!
Как дополз, запыхавшись упал,
в ил зарылся, отлежался, встал
и о небушке вспомнил своём:
— Как же мне вернуться домой?
Ох, пытался он прыгать и летать!
Но важну тушу где там оторвать
от земли, от матери сырой.
Зарылась рыбина в песок с головой
и сидела там тридцать три дня,
море сине вспоминала, где плотва,
караси, иваси живут,
плавают да песенки поют.
Захотелось и ему туда:
— В море братья мои, в море, да!
И нырнул Ивась в Ильмень реку
да пошёл на хвосте по дну,
добрался до устья реки,
глотнул солёной воды
и поплёлся искать своих
хвостатых, таких родных!
Но куда там! Ведь он ростом с мужика,
убегает от него плотва,
караси в друзья не идут,
а иваси в холодных водах живут.
Тут взмолился карась Ивась:
— Тётя Инна, с детской Азбуки слазь
и верни меня, пожалуйста, домой!
Ручку бросила я: «Чёрт с тобой!»
Да как дуну в небо! Бог вздохнул,
он мой замысел сразу смекнул:
и посыпались с небес караси,
прямо в море бултыхались их хвосты,
а размером каждый с мужика,
плавники — могучая рука.
Они застлали море собой!
Что мне делать с такою горой?
И решила всё пустить на самотёк,
коль сожрут акулы их, знать, срок истёк!
Но не тут то было, подплыла
к ним поближе морская свинья
и зовёт за собой на бережок:
— Айда бока прогреем, там песок!
И пошли караси-иваси
косяком по суше, а хвосты
закрыли собою весь брег!
В ужасе крестился человек,
чайки плакали: «Сожрут нашу жратву
эти твари, мир идёт ко дну!»
Ан нет, не угадали, мир стоял
и по швам нисколько не трещал,
только рыбой пропахло вокруг.
Вон смотри, и наш шагает друг
карась Ивась впереди.
Он здесь видел всё уже, за ним иди!
Вот дошли они до центра земли,
до скрипучей деревенской двери.
А что было дальше, не скажу,
лишь на руках, на пальцах покажу.
В общем, те мужланы,
что что плотву да щуку жрали
есть её больше не будут.
Про карасей так и вовсе забудут!
Ибо... на небе они, ребята.
Иваси их тогось!
(Сообщаю об том виновато).
И до ярмарки иваси добрались,
с торгашами рыбы расквитались.
Стал тут думать уездный люд:
как разбойников изжить иль обмануть?
И зовут они на помощь мужика
деревенского Ивана Большака.
Но Большак, он вовсе не гора,
а всего лишь как три мужика.
Потёр Иван лобище и смекнул:
длинны сети рыбацки развернул
и накинул их на карасей.
Свистнул мужикам, а те быстрей
волокут их к центру земли,
к царской размалёванной двери.
Выходил царь на злато крыльцо,
чесал пузо, в ус дул, тёр чело
и решил, что скот нельзя терять,
приказал их в армию отдать.
Ай, как шили мундиры сорок дней
швеи, мамки, няньки! И взашей
гоняли ребят-пострелят,
приходили те глазеть на солдат.
Вот истёк срок: сто дней, сто ночей.
Не узнать карасей-ивасей,
бравые ребята, на подбор,
сабли востры, головной убор,
под шеломами морды блестят,
порубить желают всех подряд!
«Мы готовы сечь, рубить!» Царю
вложить бы в голову умище суму,
а не толстые, смешные калачи
(предупреждали ведь его врачи).
А теперь… глазища рыбьи глядят
выстроившись в бесконечный ряд
и готовы искромсать весь народ.
Ещё минуты две и вперёд!
В ужасе зовёт царь Большака,
но пока Иван ходил туда-сюда,
потоптало наше войско народ
и уже до Германии прёт!
А в Германии кричат: «Эх, пора
звать богатыря Большака!»
Скорописную грамотку пишут
да почтового голубя кличут,
и по ветру письмо пускают,
мол, голубка дорожку знает.
И пока голубка шла туда-сюда,
на Руси стояла тишина,
да в живых оставшийся народ
нарожал новых деток и вперёд:
пашем, жнём да снова сеем,
себя никогда не жалеем!
Вот и Ивану от печки зад открывать неохота:
— Больно надо спасать кого-то!
Пока поднялся, обулся, оделся,
из дома вышел, осмотрелся,
караси пол-Европы помяли,
стеной у Парижа встали
и уходить не хотят,
вернуть себя требуют взад:
то бишь, обратно на небо!
Но во Франции не было
умных в голодные годы.
Побежали спрашивать у Природы.
Природа молчала долго,
потом кивнула на Волгу,
откуда шагал Большак
примерно так:
— Ать-два, левой,
нам бы с королевой
хранцузкой породниться —
на фрейлине жениться!
Подходит Большак туда,
куда его не ступала нога,
а там караси в мундирах
и бравый Ивась командирах:
стоят, сыру землю топчут,
о небесищах ропщут.
И попёрся Иван
по крестьянским дворам:
— Нужна машина кидательная
увеличенная стократенно —
тварей божьих закинуть на небо.
Плотников сюда треба!
Прибегали плотники: рубили,
пилили, строгали, колотили
и сляпали огромную махину —
камнеметательную машину.
Как сажали в неё солдатушек
да забрасывали в небо ребятушек,
и так до последнего карася!
Ой, вздохнула мать сыра земля!
А на небе синем иваси
глотнули своей среды
и давай расхаживать на длинных хвостах,
говорить на разных языках
да на землю смотреть свысока.
Вот такая у них душа!
Ну, а Ванька в героях ходил,
так как всей Европе угодил.
Королев да принцесс целовал,
милу фрейлину к замужеству звал.
Теперь точно сказке конец.
Большак ведёт под венец
девку нерусску, та плачет:
увезут далеко её, значит,
а там жизнь, говорят, нелегка —
у царя больна голова!
Да и на небе не легче,
ведь господу мозги калечат
стада карасей-ивасей,
и нет никого их мудрей!
|