Холодные груди под тонкой рубашкой,
Рука тяжела, теребила кайму.
К скамейке, смотрю, подлетает пташка,
И тревожный я взгляд не пойму.
Если б позволить ему я решила,
Прикоснуться к губам моим,
То я бы нисколько не согрешила,
Как согрешила с другим.
Но лишь печальные ноты звучали,
Голос глубокий твой.
Дальше сидели мы и молчали,
Будто простилась с тобой.
А объятья становятся всё тяжелее,
Твои руки сжимают тончайшую ткань,
И вздох всё чем глубже, тем холоднее,
И глядишь ты в зелёную даль.
А ветер быстрее, а солнце всё ярче,
Рука теребила кайму.
Твоё сердце, я знаю, становится жарче,
Но тревожный я взгляд не пойму.
|