сНежная Тишина

* Красный шар и клоун — отсылки к омерзительному персонажу из романа ужасов Стивена Кинга 1986 года "Оно". Привычный нам образ клоуна с красным шаром в руке — искусственная оболочка для первородного зла. Чудовище прибыло на Землю из далёкого космоса тысячелетия назад вместе с метеоритом. Поселившись под землёй, на которой впоследствии построят городок, «Оно» впало в спячку. Но лишь до тех пор, пока его не разбудило индийское племя. С тех пор монстр пробуждается для охоты каждые 27 лет и это всегда плохо заканчивается для города и его жителей: исчезновением трёхсот переселенцев, взрывом на металлургическом заводе, пропажей детей, пожарами и зверскими убийствами. Кстати, возраст у монстра тоже солидный — он странствует между мирами более 15 миллиардов лет. Клоун Пеннивайз Стивена Кинга стал культовым злодеем и сегодня считается, пожалуй, самым страшным монстром в мировой литературе. Чтобы выжить, монстру необходимо питаться людьми, но вот охотится на них он весьма изощрённо, —  клоун более всего предпочитает жертв, которых смог напугать до неимоверного ужаса. Ведь так, по признанию самого Пеннивайза, усиливается вкус.

Alex Serra feat. Sam Garrett — Sana Corazón (Исцели Своё Сердце)

Владимир Нарбут. Большевик

1
Мне хочется о Вас, о Вас, о Вас
бессонными стихами говорить…
Над нами ворожит луна-сова,
и наше имя и в разлуке: три.
Как розовата каждая слеза
из Ваших глаз, прорезанных впродоль!
О тёплый жемчуг!
Серые глаза,
и за ресницами живая боль.
Озёрная печаль живёт в душе.
Шуми, воспоминаний очере́т,
и в свежести весенней хорошей,
святых святое, о́трочества бред.

Мне чудится:
как мёд, тягучий зной,
дрожа, пшеницы поле заволок.
С пригорка вниз, ступая крутизной,
бредут два странника.
Их путь далёк…
В сандальях оба.
Высмуглил загар
овалы лиц и кисти тонких рук.
«Мария, — женщине мужчина, — жар
долит, и в торбе сохнет хлеб и лук».
И женщина устало:
«Отдохнём».
Так сладко сердцу речь её звучит!..
А полдень льёт и льёт, дыша огнём,
в мимозу узловатую лучи…

Мария!
Обернись, перед тобой
Иуда, красногубый, как упырь.
К нему в плаще сбегала ты тропой,
чуть в звёзды проносился нетопырь.
Лилейная Магда́ла,
Кари от,
оранжевый от апельсинных рощ…
И у источника кувшин…
Поёт
девичий поцелуй сквозь пыль и дождь.

Но девятнадцать сотен тяжких лет
на память навалили жернова.
Ах, Мариам!
Нетленный очерет
шумит про нас и про тебя, сова…
Вы — в Скифии, Вы — в варварских степях.
Но те же узкие глаза и речь,
похожая на музыку, о Бах,
и тот же плащ, едва бегущий с плеч.
И, оперши́сь на посох, как привык,
пред Вами тот же, тот же, — он один! —
Иуда, красногубый большевик,
грозо́вых дум девичьих господин.

Над озером не плачь, моя свирель.
Как пахнет милой долгая ладонь!..
… Благословение тебе, апрель.
Тебе, небес козлёнок молодой!

2
И в небе облако, и в сердце
грозою смотанный клубок.
Весь мир в тебе, в единоверце,
коммунистический пророк!
Глазами детскими добрея
день ото дня, ты видишь в нём
сапожника и брадобрея
и кочегара пред огнём.
С прозрачным запахом акаций
смесился холодок дождя.
И не тебе собак бояться,
с клюкой дорожной проходя!
В холсте суровом ты — суровей,
грозит земле твоя клюка,
и умные тугие брови
удивлены грозой слегка.

3
Закачу́сь в родные межи,
чтоб поплакать над собой,
над своей глухой, медвежьей,
чернозёмною судьбой.
Разгадаю вещий ребус —
сонных тучек паруса:
зноем (яри на потребу)
в небе копится роса.
Под курганом заночую,
в чабреце зарёй очнусь.
Клонишь голову хмельную,
надо мной калиной, Русь!
Пропиваем душу оба,
оба плачем в кабаке.
Неуёмная утроба,
нам дорога по руке!
Рожь, тяни к земле колосья!
Не дотянешься никак?
Будяком в ярах разросся
заколдованный табак.

И над ним лазурной рясой
вздулось небо, как щека.
В сердце самое впилася
пьявка — шалая тоска…

4
Сандальи деревянные, доколе
чеканить стуком камень мостовой?
Уже не сушатся на частоколе
холсты, натканные в ночи вдовой.
Уже темно, и оскудела лепта,
и кружка за оконницей пуста.
И желчию, горчичная Сарепта,
разлука мажет жёсткие уста.
Обритый наголо хунхуз безусый,
хромая, по пятам твоим плетусь,
о Иоганн, предтеча Иисуса,
чрез во́ющую волкодавом Русь.
И под мохнатой мордой великана
пугаю высунутым языком,
как будто зубы крепкого капкана
зажали сердца обгоревший ком.

(1920 год. Киев)