Ложится сумрак тушей многотонной,
И тень — самоубийцей на ремне.
За дверью дождь, уныло-монотонный,
Чуть-чуть дрожит и просится ко мне.
Но память, будто лошадь коренная,
Несёт возок по мокрой колее...
И я, седую древность вспоминая,
Топлю сомненья в дождевой струе.
И сердце бьётся, словно лезу в гору,
Где хлещет ветер памяти бельё...
Но что грешить, ведь я не жил в ту пору.
И всё, о чём поведал, не моё.
Но чем же этот образ память метит,
И та эпоха сценами близка?
Мой кивер снят, полурасстёгнут ментик,
И я верхом, правее от возка.
Дышу в ресницы, сверху, сдаться впору,
Но даме только свой альбом листать!
А конь, простив нечаянную шпору,
Старательно показывает стать.
Наш лёгкий флирт мог всю дорогу длиться,
Но, так угодно Норнам и Богам,
Ваш путь лежит направо — на Столицу,
А мой — налево, в сырость, по снегам.
И ничего, что я промёрз до дрожи,
Что думы будут вовсе об ином...
Я буду помнить запах Вашей кожи,
Его мешая с дорогим вином.
|