Мистеру Кляйнеру при получении от него поэтических произведений Аддисона*, Гэя** и Сомервилля***
Строгие музы мои, к сожаленью,
Напрочь лишили меня вдохновенья.
Не обессудь, если вялый мой стих
Не отразит всех эмоций моих.
Кляйнер, послать мне подобный привет
Мог только друг и, конечно, поэт –
Книгу, что вызвала массу восторга
В энтузиасте эпохи Георга****.
Впрочем, прости, что, твой дар возлюбя,
Я совершенно забыл про тебя.
Как же чудесно, что ты отыскал
В старом ларьке этот книжный развал,
Где на рассохшихся полках лежали
Прошлых времен дорогие скрижали,
Что продолжали упорно мечтать,
Чтобы их к жизни вернули опять!
Как беспризорник-малыш из приюта,
Сроду не знавший тепла и уюта,
Этот тобой обнаруженный том
Здесь наконец-то найдет себе дом,
Где среди прочих, таких же, как он,
Будет не раз и не два перечтён.
Вот уже встал перед взором моим
Юлия Цезаря доблестный Рим,
Что в своем творчестве, дерзок и смел,
Аддисон непревзойденно воспел.
Ну, а когда пуританская пресса
Не вызывала к себе интереса,
Понял вполне благодарный читатель,
Сколь остроумен его «Наблюдатель»*****:
Он, как никто в журналистике, мог
Высмеять самый жестокий порок.
К мудрому Гэю теперь перейдем.
Сколько изящной фантазии в нем!
Соединив простоту и искусство,
Он вызывает особое чувство.
Он и на улице, и на лужайке,
И в перепалке животных из байки,
И в театральном заполненном зале******,
Где Николини******* и Пепуш******** блистали.
Свифта********* мы чтим, перед Поупом********** млеем
И неизменно пленяемся Гэем.
Ну, и конечно имеет свой стиль
Сельских угодий певец Сомервилль,
Кто воспевал в своих лучших стихах
Рощи, поля и домашний очаг.
Слава творцам, что трудами своими
Обогатили Британии имя!
Слава твореньям, чья мудрая сила
Знанием древних наш путь осветила
И подарила нам чистый родник
Ясных речей, что в сердца нам проник,
Чтобы, восстав из далеких могил,
Свет геликонских лучей нас манил,
Раньше чем времени бурный поток
В темный провал за собой не увлек.
Кляйнер, я счастлив и искренне рад,
Что получил от тебя этот клад.
Он, как вожатый, меня уведет
В царство богов и античных красот.
Есть ли хоть что-то, что может вполне
Вызвать такую же радость во мне?
Есть лишь одно, что назвать я готов.
Это буклет твоих новых стихов!
_________________________
Джозеф Аддисон (1672 – 1719)* – английский эссеист, поэт, драматург и политик, стоявший у истоков английского Просвещения, автор популярной в XVIII веке трагедии «Катон».
Джон Гэй (1685 – 1732)** – английский поэт и драматург, автор басен, песен, пасторалей и комедий, самой известной из которых по праву считается «Опера нищего».
Уильям Сомервилль (1675 – 1742)*** – английский поэт, писавший в основном о сельской жизни и о своем главном увлечении – охоте.
Георгианская эпоха**** – наименование периода в истории Англии с 1714 по 1811 г., когда творили все вышеназванные поэты.
«Наблюдатель» («Spectator»)***** – издаваемый Аддисоном сатирико-нравоучительный журнал, что помимо политических новостей и литературных новинок представлял также серьёзные критические разборы.
******Имеется в виду Линкольнс-Инн-Филдс – театр в Лондоне, на сцене которого в 1728 г. состоялась премьера «Оперы нищего».
Джузеппе Николини (1762 – 1842)******* – итальянский композитор, чьи оперы пользовались большим зрительским успехом в театрах Италии и заграницей.
Иоганн Кристоф Пепуш (1685 – 1759)******** – английский композитор немецкого происхождения, сочинивший музыку к «Опере нищего».
Джонатан Свифт (1667 – 1745)********* – англо-ирландский писатель-сатирик, публицист, философ, поэт и общественный деятель, англиканский священник.
Александр Поуп (1688 – 1744)********** – английский поэт, один из крупнейших авторов британского классицизма.
To Mr. Kleiner, on Receiving from Him the Poetical Works of Addison, Gay, and Somerville
Since the cold Muses, heedless of my mood,
Deny me pow’r to sing my gratitude;
These limping lines, in grace and genius slight,
Must feebly hint the warmth I yearn to write!
KLEINER! whose gift, and greeting nobly penn’d,
Reveal the brilliant bard and gen’rous friend;
Whose taste and judgment so acutely find
The very book to suit a Georgian mind;
Condemn me not, if dull thanks I deliver,
Or poring o’er the gift, neglect the giver!
Happy the day that prompted you to dare
The dingy bookstall’s subterraneous air;
The shadowy cave, within whose depths are mass’d
The ling’ring relics of a lustrous past:
Where drowse the ancients, free from modern strife,
That crusty pedants fain would wake to life!
As kindly souls an orphan’d waif remove
From publick refuge to paternal love,
So have you now a lonely volume sent
Where, warmly welcom’d, it will find content:
Midst kindred tomes in new importance rest,
With studious care and constant reading blest.
What mem’ries haunt the retrospective brain
That views once more the bright Augustan train!
See peerless ADDISON, whose virtuous quill
Retin’d the town, and purg’d the times of ill.
Whilst clumsy Puritans, with heavy rage,
But injur’d when they meant to help the age,
Our bland SPECTATOR ply’d a lighter art,
And with his humour cleans’d the gen’ral heart.
Vice thrives on preaching; feeds on melancholy—
He who would cure, must laugh it off as folly!
Turn now to Gay, whose sprightly thoughts embrace
A fund of fancy and a world of grace;
In whom simplicity and art, combin’d,
Shap’d the bright virtues of an active mind.
With him we tread the town, or roam the lawn;
Or are with beasts in fabled converse drawn;
At Lincoln’s Inn Fields clap his tuneful play
Till Nicolini flings his mask away.
The Dean we fear; the Guardian we approve;
Pope we admire—but simple Gay we love!
Attend, ye rural groves, and hear the praise
Of honest Somerville’s Arcadian lays.
Scorn not his theme, nor slight his rustic fires,
But hail the laureate of our country ’squires:
Honour to them, whose deeds our pride provoke;
Who form Britannia’s dauntless heart of oak!
Thrice blessed books, whose fav’ring pow’r permits
Our stupid age to scan the ancient wits;
From crystal springs a purer nectar draw,
And led by sages, learn each time-try’d law;
Keep from the past a few remaining gleams
Of Will’s and Button’s Heliconian beams,
Nor sink too deeply in the quicksand snares
Of modern manners and affected airs!
KLEINER, to your kind thoughtfulness I owe
This bright addition to the genial glow;
This golden guide to pastures rare and new,
Where classick beauties greet the grateful view.
Can I my pen with decent ardour lift
To sing in fitting strains so choice a gift?
Pleasure more keen one thing could bring alone—
A new-imprinted book of Kleiner’s own!
|