С уважением господину консулу Гастингу
Однажды в час ночного бденья
Явилось Деймону виденье,
Чей легкий стан и гладкость кожи
Казались с Делией чуть схожи.
Волшебной силой околдован,
Он к ней глазами был прикован.
Нет, никакой небесный дар
Не смог затмить бы этих чар!
Был Деймон (что и так понятно)
Ей очарован многократно,
Поскольку взгляд её будил
В его душе столь бурный пыл,
Что в мире ни одно стило
Изобразить бы не смогло.
(И для меня сей опыт нов,
Ведь я почти не вижу снов.)
Представьте: лик как у богини,
Еще не виданной доныне,
Уста нежней, чем у харит,
Глаза блестят, как антрацит,
А темный шелк густых волос
Как ночи, сладкие от рос;
И платье, что на ней надето,
Всё словно соткано из света.
От вида этой нимфы милой
Страсть в сердце Деймона бурлила.
В упор на деву он глядел,
Благословляя свой удел.
И в этот миг она несмело
К нему поближе подлетела,
Легка, воздушна и чиста,
Чтобы прижать свои уста
К его устам. В смятенье он,
Забыв, что это только сон,
К ней тут же страстно потянулся
И – неожиданно проснулся,
Крича: «Постой! Не уходи!
Смири огонь в моей груди!»
Но – тишина в ответ ему,
Лишь рой химер пронзает тьму.
И Деймон клятву дал себе
Всё поменять в своей судьбе:
Чтоб милой девы быть достойным,
Стать благонравным и пристойным,
Забросить клуб, не ездить в гости,
Забыть про спорт, пасьянс и кости,
И кубки, полные вина,
Что осушались им до дна…
И вот выходит он из дому
Подобный истому святому,
Чтоб перед сном, накрывшись пледом,
Счет подвести своим победам:
Вину, забытому в бокале,
И шуткам, что не прозвучали.
Потом, стремясь развеять скуку,
К перу протягивает руку
И, сев к столу, угрюм и тих,
Пытается придумать стих
О чувствах к Делии прекрасной,
Но, с час промучившись напрасно,
Осознает, что для рифмовки
В нем нет достаточной сноровки
И, видно, ямбы и хореи
В испуге от его затеи.
А тут как раз приходит ночь
И беспощадно гонит прочь
Его благие устремленья.
И Деймон, не сдержав волненья,
Вскричал: «Какой же я дурак!
Ну, что ж! Коль дух мой алчет благ,
То я готов, ему под стать,
Теперь о благе лишь мечтать!»
The Dream
Respectfully Dedicated to Master Consul Hasting
As t’other night young Damon lay
A-dreaming o’er his studious day,
To his lone couch there stole with grace
The likeness of his Delia’s face.
Above his raptur’d eyes it hung,
And round his heart a magic flung;
Till all the gifts of heav’n seem’d blent
In one fair figure’s slight extent.
The nymph (tho’ fair enough in truth)
Shone doubly to the spellbound youth,
For in her childish look there gleam’d
A score of charms he only dream’d.
Who shall with fitting pencil draw
The vision that young Damon saw?
The task is sure beyond my skill,
Whose nights such visions never fill!
Fancy a visage young and fair,
With ev’ry goddess’ mingled air;
A lip that envious Graces lack,
And matchless eyes of lustrous black.
Tresses of silk, as dark in hue
As summer midnights sweet with dew,
And a slim form whose robes of white
Trail’d by like clouds of filmy light.
This Damon saw, and as he gaz’d,
His love to ardent lustre blaz’d;
The bending nymph he dumbly view’d,
And bless’d the pleasing solitude.
Closer the lovely phantom came,
As brighter burn’d the stripling’s flame;
Till ere her kind intent was known,
The vision’s lips had touch’d his own!
In bliss the conscious youth essay’d
To clasp the form his dream had made;
But such rude haste all spells must break,
So Damon started broad awake.
“he cry’d, “return, return,
To quench the fires that in me burn!”
But empty space repeats his cries,
And only mem’ry fills his eyes.
Transported thus, young Damon swore
His nymph in virtue to adore:
With sounding oath he vow’d that ne’er
To well-known sports would he repair.
Charisius’ banquets, rich with wine,
He vow’d for ever to resign;
The games, the dice, the friendly cup,
All these forthwith he must give up.
Sustain’d by vows, he sought the street,
Nor could a saint more vows repeat!
That evening as he call’d to mind
The virtues of the day behind;
The solemn rigour of his tread,
The wines untouch’d, the jests unsaid,
Young Damon sought to pass the time,
Now grown so dull, by scribbling rhyme.
With hard-push’d quill he strove to tell
Of comely Delia’s magic spell;
Of love, and youth, and such affairs
As bards concoct to kill their cares.
But sad to say, ’twas soon made clear
That verse was not his proper sphere;
Tho’ great the pains a bard may take,
Fine dreams will oft poor dactyls make!
The hour grew late, but still the swain
To write his thoughts essay’d in vain;
When sudden all his virtues new
Burst in a curse and fled from view.
Cry’d he, “How vast a dunce am I
To put my solid pleasures by!
If dreams my soul to good impel,
I’ll dream my virtuous life as well!”
|