Cristina Rossetti
When I am dead, my dearest,
Sing no sad songs for me;
Plant thou no roses at my head,
Nor shady cypress tree:
Be the green grass above me
With showers and dewdrops wet;
And if thou wilt, remember,
And if thou wilt, forget.
I shall not see the shadows,
I shall not feel the rain;
I shall not hear the nightingale
Sing on, as if in pain:
And dreaming through the twilight
That doth not rise nor set,
Haply I may remember,
And haply may forget.
* * *
Когда умру, мой милый,
не надо горьких слёз;
не надо на могиле
моей пурпурных роз.
Ты прорасти травою,
собой укрой мне грудь.
И, если помнишь – помни,
а если нет – забудь.
Теней я не увижу
и дождь не страшен мне;
и соловья не слышно
в могильной тишине.
Во мраке беспроглядном
придётся вечность быть,
и никого не помнить,
и всё навек забыть…
Emily Dickinson
1026
The dying need but little, dear, –
A glass of water’s all,
A flower’s unobtrusive face
To punctuate the wall,
A fan, perhaps, a friend’s regret,
And certainly that one
No color in the rainbow
Perceives when you are gone.
* * *
Когда придёт он – смертный час –
немного нужно мне.
Стакан воды; цветок в горшке,
висящем на стене;
услышать тихое "прости"
и знать: для чьих-то глаз
поблекли радуги цвета
и свет с небес угас.
Emily Dickinson
239
"Heaven" -- is what I cannot reach!
The Apple on the Tree --
Provided it do hopeless -- hang --
That -- "Heaven" is -- to Me!
The Color, on the Cruising Cloud --
The interdicted Land --
Behind the Hill -- the House behind --
There -- Paradise -- is found!
Her teasing Purples -- Afternoons --
The credulous -- decoy --
Enamored -- of the Conjuror --
That spurned us -- Yesterday!
* * *
Мне не попасть на небеса!
Как яблоки в саду,
они вверху – их не достать –
я в рай не попаду!
Цветные облака плывут…
Куда? В запретный край!
Там холм есть, а за ним есть дом;
там спрятан чудный рай!
...Погаснут пурпура цвета;
закончится игра.
Факир бродячий обманул
доверчивых вчера...
Emily Dickinson
182
If I shouldn't be alive
When the Robins come,
Give the one in Red Cravat,
A Memorial crumb.
If I couldn't thank you,
Being fast asleep,
You will know I'm trying
Why my Granite lip!
* * *
Если раньше я умру –
чем зарянки прилетят –
ты им хлебных крошек брось –
пусть помянут-погрустят…
Если отблагодарить
не успею; лягу спать…
Thanks! под каменной плитой
смогут губы прошептать…
Wystan Hugh Auden
Funeral Blues
Stop all the clocks, cut off the telephone.
Prevent the dog from barking with a juicy bone,
Silence the pianos and with muffled drum
Bring out the coffin, let the mourners come.
Let aeroplanes circle moaning overhead
Scribbling in the sky the message He is Dead,
Put crêpe bows round the white necks of the public doves,
Let the traffic policemen wear black cotton gloves.
He was my North, my South, my East and West,
My working week and my Sunday rest
My noon, my midnight, my talk, my song;
I thought that love would last forever, I was wrong.
The stars are not wanted now; put out every one,
Pack up the moon and dismantle the sun.
Pour away the ocean and sweep up the wood;
For nothing now can ever come to any good.
Уистан Хью Оден
Похоронный блюз
Пусть встанут все часы.
Замрёт пусть телефон.
Пусть пёс получит кость.
И пусть не лает он.
Умолкнет пусть рояль.
Затихнет барабан.
Пусть приготовят гроб.
И пусть аэроплан
кружит над головой
и, оставляя след,
напишет в небесах:
"Его здесь больше нет".
Пусть шейки голубей
украсит чёрный креп.
Пусть птицам полисмен
насыпет чёрный хлеб.
Он был мой Север, Юг
и Запад, и Восток.
Мой полдень, вечер, ночь
и дня он был итог.
Он был не только труд.
Он – песнь и речь моя.
Мы были б вместе, но…
Как жаль! Ошибся я.
Погаснут звёзды пусть,
и Солнце пусть умрёт,
и вместе с ним Луна –
придёт её черёд.
И океаны все
пусть высохнут до дна.
Исчезнет пусть Земля –
она мне не нужна…
Rainer Maria Rilke
Der Tod des Dichters
Er lag. Sein aufgestelltes Antlitz war
bleich und verweigernd in den steilen Kissen,
seitdem die Welt und dieses von-ihr-Wissen,
von seinen Sinnen abgerissen,
zurückfiel an das teilnahmslose Jahr.
Die, so ihn leben sahen, wußten nicht,
wie sehr er Eines war mit allem diesen;
denn Dieses: diese Tiefen, diese Wiesen
und diese Wasser waren sein Gesicht.
O sein Gesicht war diese ganze Weite,
die jetzt noch zu ihm will und um ihn wirbt;
und seine Maske, die nun bang verstirbt,
ist zart und offen wie die Innenseite
von einer Frucht, die an der Luft verdirbt.
Райнер Рильке
Лежал он с жёлто-земляным лицом,
уже утратившим живые краски,
напоминавшим восковую маску
актёра, потерпевшего фиаско
в спектакле с предсказуемым концом.
Кто был знаком с ним, тело чьё мертво,
не ведали, что мир и он едины:
леса, луга, озёр и рек глубины –
всё это было на лице его.
И лик его простор пока хранил –
к нему тянулась эта даль без края…
Но неподвижна маска восковая…
Забытый нежный плод напрасно гнил,
в саду на верхней ветке умирая…
|