Сплю чутко, веки вздрагивают мелко: тревог без счёта, и волнений тож…
Зависшая, подрагивает стрелка на циферблате. Треснул. Видно, грош
Цена часам, хоть, вроде, не безделка… А вот минуты дороги весьма:
Минуты тишины, без перестрелки. Минуты – строки перечесть письма,
Доставленного почтой голубиной… Нет, проще, с военкором, только мне
Так снится, будто в клюве сизарином – и правильнее было б, и верней!
Дурёха-стрелка, сдвинуться боится, грядущее не в силах приближать,
(но прошлого исписана страница), её усилий смехотворных – жаль!..
Мой дед крушил врага, и командира в бою смертельном вынес из огня.
Та честь – сержанта гвардии мундира - не раз своим фарватером меня
Вела меж берегов соблазнов глупых, и от ошибок берегла пока.
А дедова рука, в мозолях грубых, была в рукопожатии крепка,
Когда со мной прощались на вокзале… Сказал: «Как должно супостата бей!»
А батя мне, что круче всех регалий, вручил часы… И в небо голубей
Заранее пустил. Под «Варшавянку» кружатся в танце. На душе светло.
Вот мать, тайком глотая валерьянку: «Вернись, – мне шепчет, – всем смертям назло!»
Сестрёнка словно стала ростом выше, стараться обещала, слушать мать,
И птиц ходить кормить с отцом на крышу, и пребольшую чуточку скучать…
Жена к груди прижалась напоследок: «Для нас себя, любимый, сбереги!
Мы молимся и ждём. Вернись с победой! Пускай уносят ноги прочь – враги!»
Вдруг стало мне понятно всё и просто, как с птичьего полёта бросил взор,
Узорчатым ковром, цветистым, пёстрым сложилась жизнь – в особенный узор,
Его пытаюсь выразить словами: в детали каждой – чья-нибудь семья,
Ведь Родина – не роща с соловьями, но верные наказам сыновья!
И дедовых уроков и советов – храню я нерушимую печать!
…Часы пошли… И я в канун рассвета
Пойду на вы:
Мне есть, что защищать!
|
