Она была отчаянной врунишкой
и так очаровательно лгала…
Смущалась, как нашкодивший мальчишка,
вертелась и крутилась, как юла,
и строила сияющие глазки,
заливисто смеялась и … врала,
красивые рассказывая сказки,
и очень убедительной была.
Ему она, конечно, изменяла,
хотя в любви она ему клялась.
Назавтра же о клятвах забывала
и снова по течению неслась.
Он ждал её и караулил двери,
готовил ужин, сочинял стихи.
Он убеждал себя: ей надо верить…
И покупал в подарок ей духи.
Она входила с радостной улыбкой,
сапожки оставляла на крыльце,
на шее висла телом хрупко-гибким,
помаду оставляя на лице.
– Где ты была? – он спрашивал ревниво.
– Я? У подруги. Где ж ещё мне быть?
Мы были с ней в кафе и пили пиво.
А ты не перестал меня любить?
Ах, милый мой! Лишь ты один мне нужен!
Она ему застенчиво лгала…
А он улыбкой был обезоружен –
настолько натуральною была…
Но день настал…
Конец был неизбежен.
Раздался поздним вечером звонок.
Любимый голос сух был и небрежен:
– Я не приду.
Прости.
Прощай, мой бог…
Он вышел на крыльцо.
На тёмном небе
в который раз уж умирал закат...
– Давненько же я на рыбалке не был…
В последний раз был жизнь тому назад…
|
Пойду-пройдусь по утренней росе.
Возможно, час-другой мне будет туго,
А позже станет все до... карасей)