. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Нынче ветрено и волны с перехлёстом. Скоро осень, всё изменится в округе. Смена красок этих трогательней, Постум, чем наряда перемена у подруги. Дева тешит до известного предела — дальше локтя не пойдешь или колена. Сколь же радостней прекрасное вне тела: ни объятья невозможны, ни измена! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
(Иосиф Бродский. (Из Марциала) Письма римскому другу)
хочу – не хочу, люблю – не люблю
Я не хочу
быть втянутой в дискуссии,
мне пыл полемики
набил давно оскомину, –
хочу осоловелой тихой гусеницей
оцепенеть
в большом Вселенском коконе,
и, телепаясь в эктоплазме мегаразума,
отращивать сверкающие крылышки…
Я не хочу
булыжников за пазухой —
хочу ДОБРОМ,
а не убойной силушкой!
Я не люблю
ни гнилости, ни сырости,
ни торжества нешуточного ужаса, —
боюсь возмездия в его неотвратимости,
что карой и проклятием обрушится.
Я не хочу
профессии для "кащенко"
и не желаю слыть звездой телеэкрана я,
хочу походкой лунною скользящею
шагать по берегу
лазурному песчаному…
Хочу туда,
где лес сверкает золотом,
где речки протекают говорливые, –
под небом жить кровавым и расколотым
я не хочу —
я тварь миролюбивая.
Претит апломб зарвавшихся "чертей",
их выпендрёж
с огромным самомненьем,
и ересь обличительных речей
всех сикофа́нтов
с их айкью растений…
Тревожат душу мне
журавушки пугливые —
"курлы́ки" слушаю с восторгом,
зачарованно…
Люблю вкушать изыски с черносливами, –
их называют
"комплименты" от шеф-повара.
Хочу учиться
обязательной терпимости,
ведь нам немало от рождения доверено:
зияет вмятина внутри? —
немедля выровнять!
Тогда и радостей
отвалится немерено.
Дале́че мне и до Изольд,
и до Ассоль…
Спокойных снов
завистницам в бомонде!
Переживу и незаслуженную боль,
когда прида́чу гешефтма́хер сбо́ндит…
Мне в общем всё равно,
кто правит бал,
но тошно там, где обездоленных клюют.
И если пляски НА ПОГОСТЕ — к а р н а в а л!
Вот это точно — НИКОГДА не полюблю.
Послесловие:
Би-2— Родина
Продолжение эпиграфа из "Писем…"ИосифаБродского: * * * Посылаю тебе, Постум, эти книги. Что в столице? Мягко стелют? Спать не жёстко? Как там Цезарь? Чем он занят? Всё интриги? Всё интриги, вероятно, да обжорство. Я сижу в своём саду, горит светильник. Ни подруги, ни прислуги, ни знакомых. Вместо слабых мира этого и сильных — лишь согласное гуденье насекомых. * * * Пусть и вправду, Постум, курица не птица, но с куриными мозгами хватишь горя. Если выпало в Империи родиться, лучше жить в глухой провинции у моря. И от Цезаря далёко, и от вьюги. Лебезить не нужно, трусить, торопиться. Говоришь, что все наместники — ворюги? Но ворюга мне милей, чем кровопийца. * * * Вот и про́жили мы больше половины. Как сказал мне старый раб перед таверной: «Мы, оглядываясь, видим лишь руины». Взгляд, конечно, очень варварский, но верный. Был в горах. Сейчас вожусь с большим букетом. Разыщу большой кувшин, воды налью им… Как там в Ливии, мой Постум, — или где там? Неужели до сих пор ещё воюем? . . . * * * Скоро, Постум, друг твой, любящий сложенье, долг свой давний вычитанию заплатит. Забери из-под подушки сбереженья, там немного, но на по́хороны хватит. Поезжай на вороной своей кобыле в дом гетер под городскую нашу стену. Дай им цену, за которую любили, чтоб за ту же и оплакивали цену.
