Мужчины больше философствуют и сомневаются с Фомою, а Мироносицы безмолвствуют, стопы́ Христа кропя слезою. Мужи напуганы солдатами, скрываются от ярой злобы, а Жёны смело с ароматами чуть свет торопятся ко Гробу.
(Александр Солодовников. Мироносицы)
И от всякого, кому дано много, много и потребуется, и кому много вверено, с того больше взыщут. (Ев. от Луки; 12. 48)
Его САД
Их было двенадцать в саду Гефсиманском,
встречающих с Ним тот кровавый рассвет,
живущих в начале поры христианской, —
у самых истоков грядущих побед…
Но это потом — ратный труд и страданье,
и доблесть сберечь для людей Его Свет,
а в тот скорбный час поцелуя, прощаний
был каждый с Учителем тих напосле́д…
Ночной разговор Его с О́тцем Всевышним
в глухой тишине задремавшего сада
им, смо́ренным сном, был конечно не слышен...
Он был там один… значит было так надо.
Их жребий, назначенный Божией волей,
тогда ещё духом смятенным, некрепким
был им непонятен в плачевной юдо́ли
сподвижников Господа в мире свирепом.
Как трудно принять было выбор безгласный
с покорностью храброго доброго сердца,
готового к лютой и варварской казни, —
узнают тогда, когда друг их воскреснет.
В душе возликуют от благостной вести:
отныне и при́сно, вовеки веков Господь
будет с ними! — бесспорность чудес сих
теперь несомненна, как Солнца восход.
Пути их по разным концам разойдутся,
о мудрости Божьей узнает весь мир, –
безмерною мощью духовных напутствий
повёл их Христос сквозь простор и эфир.
Устами Его Бог Любви заповедал:
ты правды божественной крепко держись,
и помни всегда, не взирая на беды,
что кровью Сыновней дарована жизнь!
Он так говорил: Я вернусь! – это правда.
Кто любит всем сердцем Его, втихомолку
тому Он является в ризах парадных,
а к чёрному сердцу являться что толку?
Ведь любящий просит Его не о чуде, —
он ждёт от Него только светлой улыбки,
а Он ему шепчет: «Немножко побуду,
а дальше ты сам — по дороженьке зыбкой…
Но помни Закон: воздаётся по вере!
Твой пастырь тебя будет зорко пасти, –
обязан любой в предначертанной мере
достойно свой крест до Суда донести».
Послесловие:
Johann SebastianBACH — Adagio, BWV 974
Борис Пастернак. Магдалина
Чуть ночь, мой демон тут как тут, за прошлое — моя расплата. Придут и сердце мне сосут воспоминания разврата, – когда, раба мужских причуд, была я дурой бесноватой и улицей был мой приют.
Осталось несколько минут, и тишь наступит гробовая. Но раньше, чем они пройдут, я жизнь свою, дойдя до края, как алава́стровый сосуд, перед тобою разбиваю.
О где бы я теперь была, Учитель мой и мой Спаситель! когда б ночами у стола меня бы Вечность не ждала, как новый, в се́ти ремесла мной завлеченный посетитель.
Но объясни, что́ значит грех и смерть, и ад, и пламень серный, когда я на глазах у всех с Тобой, как с деревом побег, срослась в своей тоске безмерной?
Когда Твои стопы́, Исус, опе́рши о свои колени, я, может, обнимать учусь Креста четырёхгранный брус и, чувств лишаясь, к телу рвусь, Тебя готовя к погребенью… . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
