Царь Соломон сидел под кипарисом и ел индюшку с рисом. У ног его, как воплощённый миф, лежала Суламифь и, высунувши розовенький кончик единственного в мире язычка, как кошечка при виде молочка, шептала: «Соломон мой, Соломончик!»
(Саша Чёрный. Поэма "ПЕСНЬ ПЕСНЕЙ")
(драма, обернувшаяся фарсом под воздействием обстоятельств)
Так жаль!
О́жил мир от зимней спячки,
а Она беззвучно плачет, -
за окном весна взрывает мириады пухлых почек,
а Она в тоске сажает хиленький цветок в горшочек.
Лепестки рукой ласкает – удобряет, поливает
и с утра, и стылой ночью, чтобы вырос он большим,
чтобы стал неуязвим
для студёных скучных зим.
Чтобы был красив и крепок,
из упругих сильных веток,
и под гнётом дней не гнулся, как их бедная любовь…
Слышит: друг её вернулся после "праведных" трудов, -
он теперь неузнаваем – будто щит не закрывает
Её сердце от ветров. Где же страстные объятья?
Вместо свадебного платья
только гнусные проклятья…
Он сулил ей горы злата…
Обещал любовь в награду
за терпенье подарить – только меркнут звездопады, -
и кого за что винить, коли чувства слабоваты?
По обочине – экстримом, в неосознанном порыве,
ложным курсом угловато пролегла их колея, -
у него была семья…
У неё была своя…
Прошлое и боль потерь
затмевают им теперь
озорство и буйство лета после тёплых дней весны, -
два счастливых их билета проданы… за полцены
двум бухим шалтай-болтаям в громыхающем трамвае.
Трёп, скулёж прекращены: «Он кокетлив, как путана», –
признавалась себе прямо,
без подвоха и обмана,
но прощала Ему шалость…
Берегла…И любовалась,
как вещицей дорогой, думала: как это славно –
по ночам бежать домой, зная то, что неустанно
там тебя любимый ждёт… Офигенно! Только вот
чаще было не по плану – Он совсем не ожидал.
Или пан – или пропал, -
и от рук её устал…
Вот и кончилось веселье,
как снежинки разлетелись
иллюзорные мечты, безнадёжно в дверь скребутся
их домашние коты… Длятся пьянки и распутство
бесконечной вереницей. Отчего же им проститься
так же трудно, как очнуться от ужасных сновидений?
Судеб их переплетенье
вяжет случай – еле-еле…
Не обдумав всё, как надо,
он решил, что шоколада
сможет вволюшку напиться из лесного родника…
Глупо было ошибиться! А Она…молчит… Пока
лишь к виску приложит пальчик – тошно бедной не иначе.
Вихрем треплет облака – их свинцовая вуаль
затянула хмарью даль, -
как ей жаль…Так жаль!
так жаль…
Послесловие:
Madì | Max Richter – Departure (Lullaby) – Отъезд (Колыбельная)
* * * Розы, герань, гиацинты, пионы, сирень, ирис — на страшный их гроб из цинка — розы, герань, нарцисс, лилии, словно из басмы, запах их прян и дик, левкой, орхидеи, астры, розы и сноп гвоздик.
Прошу отнести их к брегу, вверить их небесам. В реку их бросить, в реку, она понесёт к лесам. К чёрным лесным протокам, к тёмным лесным домам, к мёртвым полесским топям, вдаль — к балтийским холмам.
