Любовь не делает ближнему зла; итак, любовь есть исполнение Закона.
(Послание Апостола Павла к Римлянам. Новый завет; 13,10)
Прости нам...
Прости нам, Господи, за то, что мы Твоими нарекаемся детьми, -
хотя, почти с рожденья и до смерти, мы – своенравные обиженные дети, -
в младенчестве, как чистые листы наивных душ для роковых отметин
увещеваний и́скуса, соблазнов суеты, где дьявол расставляет свои сети.
Мы учимся предательству и лжи, исправно выполняя все уроки, -
уверовав, что сча́стливо прожить возможно, невзирая на пороки…
Мы словно путники в пустыне голой,
которым лишь иллюзии видны, -
влекомые чужой жестокой волей,
мы пир вершим во славу сатаны.
Прости нам, Господи, распятую любовь, что было нам не жаль ни слёз, ни слов,
когда она, трусливой подлостью убита, под лицемерный вздох была зарыта…
И уж потом, из года в год, из века в век, предощущением прекрасного томимый,
с усердным рвением стремится человек забытый облик воссоздать неуловимый –
в моменты пробужденья по утрам, обрывки снов соединяя воедино, -
как из развалин обгоревших – храм, мы пестуем фальшивую картину…
И, пеленая карамельной мишурой,
обильно посыпая конфетти, -
мы тешим мозг бездарною игрой
в Любовь… О, Господи, прости…
За шелухой манер добра не разберёшь, мы душу продадим за медный грош,
чтоб скрасить себе миг существованья, не умаляя своё сердце состраданьем.
Нам надлежало пронести достойно сизифов камень самоотреченья,
но это бремя дорогого стоит, гораздо проще полагаться на спасенье.
Свой гимн поём всевидящему оку, и в ожидании благой и мудрой вести,
мы заперты тяжёлой дланью рока в темницу постулатов фарисейских.
Прошу прощения, а стон наружу рвётся:
мы не достойны говорить с Тобою!
Как чёрная стремнина жизнь несётся
и давит горло давнею виною…
Простит ли нам Всевышний своё горе, что алчущей расправы наглой своре
Он о́тдал на позор и растерзанье надежды плод и кроткое созданье?
Не нужен острый слух, чтобы услышать, как брань и ругань меж собою спорят,
а то, как Дух Святой живёт и дышит, и взору Светлому Благое Слово вторит,
одних ушей и глаз недоставало, чтоб мог людей соединить Господь
с Творцом всего Божественным Началом и урезонить их лихую плоть…
Не смыть нам кровь с распятия Креста,
как сотни лет не избежать позора –
пусть льнут к челу три поднятых перста, -
в глазах икон не тает тень укора!
Печаль моя нема́…И скованна, как ужас – из слёз Земли моря и океанов лужи,
что льются нескончаемым потоком от предков наших к будущим потомкам.
Мятежный дух, презревший волю Бога, сковал гордыней ум наш. Или разум?
Нам горя сотни лет – не суть урока? А вечность боли – не наука разве?
О, вожделеющее ханжеское племя, доколе звёздам жечь тебя огнями, -
летит вперёд безжалостное Время, стирая грань различья с Временами…
Кричит дитя, на белый свет рождаясь,
кипучей лавой лоно матери взрывая –
не потому, что мать свою терзает,
а потому, что изгнано из рая!
Послесловие:
Dwayne Ford (Дуэйн Форд) Last Stand – Последняя Битва
Последняя битва всегда та, что в нашем сердце –
кажется невозможным простить своего врага, кажется невероятным просить прощения у него, но таков Закон Божий. Естественно нашей эгоистичной природе такой порядок вещей вряд ли понравится, но только так можно остановить вселенское зло, другого пути нет и быть не может. С Прощённым воскресеньем!
(Лк.10,25–28) В Евангелии от Луки Господь заставляет лукавого законника самого дать ответ словами (Втор. 6:5 и кн. Лев. 19:18) о любви к Богу и ближним.
Указав законнику на требования закона, Господь хотел тем самым заставить его глубже вникнуть в силу и значение этих требований и понять, как далеко законник стоит от исполнения их. Тот сказал в ответ:
Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всею крепостию твоею, и всем разумением твоим, и ближнего твоего, как самого себя. Иисус сказал ему: правильно ты отвечал; так поступай, и будешь жить.
* * *
Смотрю в разбитое окно осенними, ночными днями,
как человеческое дно мерцает сорными огнями,
последний бьется уголёк, обогревая разум смрадный,
и наступает рагнарёк — бессмысленный и беспощадный.
Когда спадает пелена и разлагается притворство,
ты видишь — это не война, а скотный двор и мародерство:
как будто выстроились в ряд все инвалидные коляски,
здесь будут кладбище и сад, от украины до аляски.
Ползут, свистят в одну ноздрю, культями во́ронов пужают,
в разбитое окно смотрю: кого нам бабы нарожают,
взлетает чучело совы, и по тропе из кокаина —
за всадником без головы бредёт ослепшая конина.
Дырявой флейты горький звук, и вот – из логова оврага
к нам выдвигается паук в фуфайке узника гулага,
он за собою, на цепи, ведёт вдоль каменных балясин…
…господь, помилуй, укрепи! но этот юноша – прекрасен.
Он был когда-то сорванцом, грядущий царь в багряной тоге,
а станет сыном и отцом, и первым паханом при боге,
так может быть прекрасным то, что описанью неподвластно,
к примеру – ласточка в пальто, на счастье склеивает ласты,
и если нет у бытия любви и грани для повтора —
пусть этой ложью буду я — чудовище в окне собора.
