Вспомнил я, как на крыши ложилась
белокурая злая зима,
как внезапно она взгоношилась,
как засыпала снегом дома.
А когда взвыла буйная вьюга,
мы расстались, родная, с тобой
и с тех пор далеки друг от друга,
и живём мы с тобой вразнобой.
А как всё хорошо начиналось!
Спящий город, свиданья, стихи…
Но однажды ты всё же дозналась
про забытые мною грехи…
Я покаялся – что ж оставалось? –
и поклялся, мол, больше ни-ни…
И почувствовал тёплую жалость,
и продолжились чудные дни…
…Ты меня опроститься просила
и чтоб бороду я отпустил.
В бороде, мол, мужская есть сила,
а во мне недостаточно сил.
И ещё ты просила, чтоб в рощи
не ходил я с гитарой гулять
в дни, когда дождик рощи полощет,
чтоб ненастьем себя вдохновлять
на стихи и на грустные песни.
Надо проще в привычках мне быть
и со мной будет поинтересней;
и меня будут крепче любить.
Я ж из тех, кто ветрами просолен;
мне не нужен блаженный покой
и всегда я в поступках был волен,
и тебе помахал я рукой…