Предисловие: Экс
Natalia
Вы зачем?..
Вы зачем на песке звездной ночью
Под размеренный шелест волны
Обнимали мой стан так порочно
В свете призрачной тени луны?
Вы зачем целовались так страстно
Под веселую песню цикад,
Говорили о том, как прекрасна,
Мой снимая вечерний наряд?
Вы зачем мне открыли стихию,
О которой не в силах забыть?
Ваши ласки, слова колдовские
Мне позволили ввысь воспарить.
Вы зачем с первой зорькой рассветной
Растворились в луче золотом?
Я звала вас, но все безответно.
Наяву были Вы или сном?..
Я лежу на прохладном песочке,
вспоминая под утренний бриз,
как однажды дошёл Он до точки,
исполняя мой женский каприз.
Я спросила: – Не мог бы ты, милый,
сочинить мне любовный сонет?
Он не знал, что я просто шутила,
и задумался… Глупый поэт!
Он забыл про меня совершенно!
Он чего-то в блокноте строчил,
улыбался чему-то блаженно,
рвал листочки и в море топил.
А они не тонули. Уплыли
при отливе к чужим берегам…
А поэт был в расстройстве и мыле.
Я вскричала: – Довольно! Welcome!
Мне плевать на Поэзы стихию!
Ты сними мой купальный наряд
и скажи мне слова колдовские,
что влюблённые все говорят.
Ну, а он как глухой и не слышит,
что ему целый час говорю.
Учащённо нервически дышит
и ворчит: – Я сонет же творю?
А потом он блокнот свой закинул
почему-то в густые кусты.
Показал мне затёкшую спину,
на прощанье сказав: – Дура ты!
|
Послесловие: Natalia
Как же сложно с поэтами летом
На песочке, у кромки волны:
То страдают они над куплетом,
То от болей затекшей спины.
Неужели так трудно одежды
Скинуть с дамы своей, mon amour?
Истуканы, болваны, невежды! —
Ах, простите за мой каламбур.
Вроде гаснет закат алым цветом,
Легкий бриз дует нежно маня,
И романтикой тело согрето,
А душа просит ласк и огня...
Но поэту плевать на стихию,
Что клокочет в девичьей груди.
Он не скажет слова колдовские,
Обещанья и клятвы любви.
Посылала ему я флюиды,
Оголяла призывно плечо,
Дула губки пред ним от обиды,
Танцевала фламенко еще.
Он уткнулся в блокнот свой помятый
И блаженно чему-то там рад.
Лучше б я удрала с депутатом,
На прощанье сказав:
— Oh my god! |