Шли века, года, мгновенья,
Шло по свету привидение,
А за ним века, года,
Шлялась по свету беда.
Что хотела, вытворяла,
Обижала, оскорбляла,
Изводила, как могла,
До невроза довела.
Утопиться он решился
Но, под воду провалился,
Порыдал на дне чуток
И поплёлся на восток.
Дело было в воскресенье,
Шло по свету приведение
И, на радость – на беду,
Набрело на дом в саду.
- Всё, - решило привидение, -
Надоели приключения,
Дальше тресну, не пойду!
Лучше здесь я пропаду!
На чердак оно взлетело,
Дом свой новый оглядело;
Стол, сундук, в углу кровать.
- Здесь и буду проживать.
И, улёгшись, захрапело.
Только что-то так огрело
Прямо по уху его.
Больно дико. – О-го-го!
Привидение подскочило
И испуганно завыло:
- Это что за ерунда!
Вот несчастье! Вот беда!
Глядь, а рядом старикашка,
Ростом – малая букашка,
Подбоченившись стоит
И неласково глядит.
Призрак гневно разорался:
- Ты чего развыступался?
Кто такой? Чего стоишь,
С подковыркою глядишь?
Дед заахал: - Вот пройдоха.
У тебя с мозгами плохо?
Я-то парень в доску свой,
Славный русский домовой.
Ты-то сам, откеле взялся?
Что ты здеся раскривлялся?
На чужой-то каравай
Рта, милок, не разевай.
Привидение заныло:
- Я устало, я простыло,
Дай немножко отдохнуть,
Отлежусь, отправлюсь в путь.
- Что ж, болезнь - такое дело.
Полежи, коль приболело.
Так откеле ж ты такой
Разобиженный судьбой?
- Издалече, итальянец.
- Ишь ты? Значит иностранец?
Вот судьба-то занесла…
Плохи, брат, твои дела.
Домовой вздохнул печально.
- Слышь, представься изначально.
Говорю, зовут-то как?
- Я не помню.- Вот чудак!
Домовой поскрёб за ухом,
- Буду звать тебя я Духом.
Скромно и не режет слух.
Ты скажи мне вот что, Дух…
- Да отстань ты. Я болею.
- Так ведь я тебя жалею.
- Дай тогда чуть-чуть поспать.
- Во даёт, залез в кровать
Да ещё и выступает.
Кто же спать тебе мешает?
Экий хитрый ты мужик.
Чай к кровати уж привык?
Шлялся где-то на помойке
И разлёгся в чистой койке.
Грязный! Господи прости!
Призрак взвизгнул: - отпусти!
Ну, чего ты привязался?
Дед хихикнул: - Ух, взорвался.
Разъярился, чисто бес, -
Вновь хихикнул и исчез.
Привидение зевнуло,
- Наконец-то, - и заснуло.
А кудлатый домовой
Появился в кладовой.
Прихватил бутылку водки,
Две солёные селёдки,
Малосольный огурец,
Винегрет и холодец,
Трижды плюнул, прокрутился
И на крыше очутился.
- Ух, ты, промахнулся как!
Мне же надо на чердак.
Как мешают чашки, плошки.
Ой! Забыл украсть картошки!
Вот ведь так её раз так!
И спустился на чердак.
- Эй, вставай, проснись, засоня.
Это я пришёл, Афоня.
На дворе уж скоро ночь…
Дух завыл: - поди, ты прочь,
Надоеда приставучий!
Дед хихикнул: - ёж колучий.
Чтобы, значит, по утру
Прыгал ты как кенгуру.
Накось стопочку для пробы.
Враз пройдут твои хворобы,
И отвяжется беда,
Может даже навсегда.
Призрак зябко встрепенулся,
Окончательно проснулся,
- Слушай, дед, Ты кто такой,
Что знаком с моей бедой?
- И-хи-хи, смешной ты, Душа.
Это ж просто, вот послушай,
Ты задрипанный, худой,
Знать якшаешься с бедой.
Привидение вздохнуло,
Руку к стопке протянуло
И глотнуло. - Ух, ожгла!
- Ну и как она пошла?
Дед заметно оживился,
- Эк, ты славно приложился.
Накось, скушай огурец.
Не кобенься ты, подлец!
Что же так-то обижаешь?
Иль совсем не уважаешь?
- Дед, спасибо, я не ем.
- Как не ешь? Совсем, совсем?
То-то, ты скелет скелетом.
Угостись хоть винегретом
И давай-ко по второй,
Да селёдочки с икрой.
Призрак тоже оживился;
Раскраснелся, округлился,
Стал чего-то лопотать,
Деда за грудки хватать.
Хлопать по спине легонько.
Мол, дедок, родной, Афонька,
Мол, немедленно, сейчас
Я пущусь от счастья в пляс.
Или прыгну за ограду
И исполню серенаду
Для хозяйки под окном.
- Дед, пошли, споём вдвоём.
Домовой разволновался.
- Эк он, бедненький, набрался.
Ну а как его судить?
Столько лет ни есть, ни пить.
Только бы не вышло худа.
Уведу его отсюда.
По последней щас нальём
И к Кикиморе пойдём.
Или лучше к бабке Ёжке
Прошвырнёмся по дорожке.
У Ягуси, слышь, Душа,
Бражка дивно хороша.
Бабка хатку убирала
И немного подустала,
А с устатку на кровать
Завалилась отдыхать.
Только слышит бабка Ёжка
Шум какой-то у окошка,
Но ни как не разберёт
Плачет кто-то, иль поёт.
Бабка двери отворила,
На порог с метлой ступила
И во тьму как заорёт:
- Руки кверху! Кто идёт?
- Это ж, бабка, я, Афоня!
Очумела ты спросонья?
Иностранный гость у нас.
Итальянец. – Вот те раз?
Так чего же вы стоите?
Проходите, проходите.
Странный гость-то и чудной,
Вроде даже не земной.
- Это, Ёжка, привидение.
- Чур, меня! Вот наважденье!
Ты, Афонька, что, хмельной,
Иль совсем уже дурной?
Что ты, злыдень, вытворяешь?
Всяку нечисть в дом таскаешь.
Я те что, родная мать,
Привидения принимать?
Призрак хрюкнул, развернулся,
К бабке страстно потянулся
И так пылко завизжал,
Что домишко задрожал.
Мол, какая ты милашка,
Очень славная мордашка.
Мол, пришла ко мне любовь,
Заиграла в сердце кровь.
Мол, хочу сейчас жениться,
В захолустье поселиться.
И Афоня, что есть сил,
Тоже сладостно завыл.
Бабка даже испугалась,
Отскочила, заругалась:
- Ты, Афонь, меня не тронь.
Я ведь нервная, Афонь.
Если сильно озверею,
Так метлой тебя огрею,
Что не токмо про любов,
А забудешь кто таков.
- Да ты что, Яга, не рада?
Это ж песня, серенада.
Исполняли мы любя
Эту песню для тебя.
- Серенады мне не надо.
Я стара для серенады.
Слышь, к Кикиморе сходи
И дружка туда своди.
- Ну, тогда налей нам, Ёжка,
На дорожку хоть немножко,
Чтоб в дороге, не дай бог,
Наш южанин не продрог.
Налила им бабка браги
И, обнявшись, бедолаги
Пошагали на восток,
На заветный огонёк.
А Кикимора сидела,
Чай пила, кино глядела,
Мексиканский сериал.
Там бурлил страстей накал.
И Кикимора рыдала,
Подолом слезу стирала,
У неё, от этих слёз,
Стал совсем синюшным нос.
В это время, за забором,
Кто-то взвыл кошачьим хором
И в окошко, тук-тук-тук,
Постучался кто-то вдруг.
- Кто такой? Погодь немножко.
И Кикимора окошко
На природу отворила,
Испугалась и застыла.
- Это что ещё за зверь?
- Верь, Кикимора, не верь,
Князь какой-то иностранный
К нам сюда пришёл незваный.
Ставь Кикиморовна чай,
Иностранца привечай.
- Эт каки - такие князи?
Эта что ли кучка грязи?
Он же форменный бандит.
Ишь, гляделками глядит.
Домовой в окно ввалился,
За столом расположился
И, от смеха, застонал:
- Он, соседушка, упал.
С бабки-ёжкиной настойки
Завалился на помойке
И к нему налипла грязь…
- Да неужто, правда, князь?
Дух сквозь стену просочился,
На колено опустился,
Стал ей ручку целовать
И за ножку щекотать.
Мол, Кики, Вы так прекрасны,
Как костёр огнеопасны.
Мол, пол света обошёл,
Краше Вас я не нашёл.
- Ой! – Кикимора взопрела,
Ярче розы заалела,
Стала пальчиком качать
И кокетливо кричать:
- Говори, Афонька, сразу,
Ты каку припёр заразу?
Он же щиплет, паразит,
И облапить норовит.
Я, Афонька, домоседка,
Не кака-нибудь нимфетка.
Руки враз пооткручу
И на ухи наверчу,
Импортными… этими…
Как же их? Спагетями.
Призрак вдруг прибавил прыть,
Начал связно говорить:
- Я, Кикимушка, хороший,
Не злодей какой захожий.
Призрак княжий, не простой
Да, к тому же, холостой.
Я хочу сей час жениться
И прошу Вас согласиться.
- Ах! Какой же он чудак.
Разве ж можно сразу так.
Это мило, очень мило,
И Кикимора вскочила,
Медовушки налила,
И закуски подала.
- Вот, откушайте капустки.
Нет знатней её закуски
Медовушку заедать.
Вот грибочки, ей подстать.
А жаркое-то, какое,
Очень славное жаркое,
Так и пышет, и шкворчит.
У гостей уже урчит
В животе, от предвкушенья.
Что за чудо угощенье!
Только кушай, не зевай,
Медовушки подливай.
Призрак томно улыбался,
Над Кикиморой склонялся,
Норовил поцеловать
И хотел в углу зажать.
А потом, рассевшись в бочке,
Ел солёные груздочки
И горланил: - ля-ля-ля!
Счастлив! Счастлив! Счастлив я!
Дед Афоня разворчался:
- Ну, ты, Дух, и накачался.
Пшли домой - и домовой
Пал в капусту головой.
Дух проснулся среди ночи.
В животе болит, нет мочи,
В голове сплошной угар,
И в груди какой-то жар.
- Да, намаемся мы с Духом, -
Домовой ворчал над ухом,
- Вот, туды его, лентяй.
Просыпайся, Дух, вставай.
Дух завыл: - уйди, зануда.
Отлежусь, сбегу отсюда.
Отдавай мою беду,
Я с бедой своей уйду.
Дед Афоня огорчился:
- Ну, башкою повредился.
Столько лет не пил, не ел,
А нажрался и сдурел.
Ты куда, милок, собрался?
Ты ж жениться обещался.
- Обещался? Я забыл.
Дух отчаянно завыл.
И Кики заголосила
Тяжко, нудно и постыло:
- Ах, разбойник, прохиндей,
Обманул меня, злодей.
А вчерась-то претворялся,
Как в любви мне признавался.
Мол, Кикимора, душа,
До чего ж ты хороша.
Призрак глянул обалдело.
Вот вам, новенькое дело.
Вместо дивной красоты
Баба жуткой страшноты
Плачет, злобно подвывая.
Вся кудлатая, кривая.
В дополнение красы
На до ртом растут усы.
Глазки – злобные козявки,
Над глазами бородавки
И такой синюшный нос,
Что под саваном мороз
Так по рёбрам и промчался.
Призрак вовсе расхворался.
Навалилась темнота,
Накатила дурнота.
- Ой, мне плохо, ой, мне худо,
Отлежусь сбегу отсюда,
Или стану дурачком.
И тихонечко, бочком,
Стал просачиваться в стенку.
Только кто-то за коленку
Со всей силы Духа хвать.
- Ты куда, милок, бежать?
Призрак взвизгнул, – помираю!
Я уже дошёл до краю.
Здесь беда и там беда…
Кто-то хмыкнул: - ерунда.
Нужно просто похмелиться.
Будь здоров, как говорится.
И полился Духу в рот
Толи яд, а то ли мёд.
Призрак глаз открыл несмело.
Всё вокруг порозовело,
И Кикимора – душа
Снова стала хороша.
В волосах её расчёска
И причёска как причёска.
Волосинки над губой.
Нос не синий - голубой.
И такие, словно в сказке,
Восхитительные глазки.
С той поры годков не мало
Пролетело, пробежало,
И с Кики, который год,
Призрак счастливо живёт.
Он ночами не ленится,
И несёт им аист птица
Славных маленьких ребят –
Душек и кикиморят.
|
