среди прочего хлама и старой буржуйки
он сидит и читает чужие стихи.
и бегут по извилинам жгучие струйки,
и рождают видения не от сохи.
и в пылу этой схватки с неведомым чем-то
появляется чувство, что, может быть, он
коренной представитель былого Сорренто
и ещё одновременно Пигмалион.
и берёт он не стеку, а ручку с бумагой,
и своей Галатее, в порыве таком,
сочиняет стихи, но, лишенный отваги,
прячет их под прожжённым слезами сукном.
и идут почтальоны куда-то куда-то...
и не нужен он им, Галатея молчит.
и однажды, с устатку и горя поддатый,
он дружку Иванову в сердцах говорит:
и отправить невмочь, и порвать тоже жалко,
но на все для любимой, поверь мне, готов;
и подвёл его к топке, пылающей жарко,
и добавил сурово - сожги, Иванов!
|
