| Стихотворение «Родная речь» | Предисловие: В 1999 году, когда я снова несколько лет жил в Москве у сына, приехав к нему из Ялты, через знакомую зав. отделом поэзии в изд-ве "ЭКСМО-ПРЕСС", я был редактором первого самого объёмного издания поэтессы Марии Петровых. Она была хорошей подругой Анны Андреевны Ахматовой, которая приезжая в Москву, иногда останавливалась "пожить", как она сама выражалась, у Марии Сергеевны Петровых. Ещё до войны Петровых училась на "Брюсовских курсах" на одном курсе вместе с Арсением Александровичем Тарковским, который на войне был ранен и потерял при операции врачей ногу. В конце 70-тых годов я был ведущим абонементных вечеров в новом здании ДК МАИ на Соколе и устраивал ему авторский вечер. После фильма сына кинорежиссера Андрея Тарковского "Зеркало", где поэт по ходу фильма читал свои стихи, слава поэта по стране была небывалой. Даже модный тогда Евгений Евтушенко с радостью уступал ему свою популярность, о чем Евтушенко рассказывал мне неоднократно, когда я ему несколько лет подряд устраивал там же в ДК МАИ авторские вечера или приезжал к нему домой в Переделкино. Тот знаменитый авторс-
ский вечер в МАИ проходил, сейчас в это трудно даже поверить, с конной милицией у входа. Такова в стране было всенародная любовь к поэзии. Вернемся к началу данного предисловия. В одном доме с Петровых, а это на Хорошевском шоссе в двухэтажном немецкой постройки доме жил в то
время, вернувшийся из лагеря и поселения питерский поэт Николай Заболоцкий. Сейчас эти дома давно снесены и вместо них стоят бетонные много-
этажки. Тогда же в 1999 году и вышло объёмное издание книги Петровых "Домолчаться до стихов". Дочь Марии Петровых при встрече со мной всё
удивлялась, откуда я взял такое название для книги. Оно просто было взято из одного её стихотворения. Несколько раз книга переиздавалась. При
всей нашей сиротской жизни при ельциновском режиме люди все-таки покупали поэтические книги, так как они были недороги. Что не происходит
сейчас. Автор.
Родная речь
Вячеслав Левыкин
Гибнет язык наш, и всем – всё равно…
М. Петровых
1
Нам жить мешает тьма противоречий,
порой не успеваем замечать
падение великой русской речи.
Кто за неё обязан отвечать?
Позиция издателей циничных:
чем хуже текст, тем выгодней тираж.
Поднимут шум, скандал публичный,
используя и подкуп и шантаж.
Закрыв глаза, чиновник по печати
лицензии за взятки раздаёт.
Одни берут, другие щедро платят –
в России только мёртвый не берёт.
Жуя слова американских сленгов,
путь расчищая потным кулаком,
в литературу движутся шеренги
не говорящих русским языком.
Нам речь заменит матерное слово,
её от зла не сможем уберечь.
Так гибнут нации и их основы,
когда исчезнет их родная речь.
2
Поэзия, ты – гнев больной души.
Ты – грохот дня и ночь сомнений.
Ты – старый дом в неведомой глуши
в переплетении растений.
Ты в мегаполисе не сможешь жить -
и суета и смог не интересны.
Родник в траве умеет говорить,
в бетонных стенах мыслям тесно.
На площадях приходится кричать,
как кости псам, бросая строфы.
Толпа должна диктаторов качать
перед глобальной катастрофой.
Поэзия – полночная тоска,
свет ночника и ловля звёзд сетями.
Мерцающая лунная река
и стук в окно зовущими ветвями.
3
В России страшно быть поэтом,
ещё страшнее им не быть
в кругу вопросов и ответов, -
кого нам и за что любить?
В её просторах, занесённых
пургою белой и шальной,
любые мысли удивлённо
теряют разум и покой.
Но даже в дикой круговерти
поэт обязан смысл искать,
как от рожденья и до смерти
насилию не потакать.
Ведь божьим даром не случайно
он наделён для наших дней,
где власть почти маниакально
глумится над страной своей.
Народ нищает повсеместно,
а прибыль нефтяных пластов
предполагает интересы
всего лишь нескольких дельцов.
Они заказывают войны,
прикрывшись пафосом свобод.
У них презрения достойны
интеллигенты и народ.
Продажной прессы журналисты
предскажут век им золотой,
алмазный дождь и воздух чистый
на всей поверхности земной.
Поэта лестью не уважить,
он – фаталист, и в этом суть.
Он в ад пойдёт, коль Бог укажет,
что в сторону нельзя свернуть.
4
Косноязычна стала проза,
и мы, поэты, ей - под стать.
Живём под действием наркоза:
язык до звуков упрощать.
Так происходит обнищанье,
литературный краток век,
и выдыхаем на прощанье:
«Я был когда-то человек!»
5
Круг друзей литературных,
терпкость красного вина.
Бесконечный спор сумбурный:
кто народ и что страна?
Пробегают дни за днями,
год за годом вслед идёт.
Над лесами, над полями
тот же птичий перелёт.
Но всё уже круг привычный
исчезающих друзей.
Над могилой крест обычный
и крапива, и репей.
Слава богу, что не знали,
как развалится страна.
Ничего бы не писали,
проза больше не нужна.
Нужно чтиво, ум убогий
хапнуть недра, высший пост.
Жизнь похожа на дорогу,
гроб всегда стругают в рост.
Спите крепко, дорогие,
что вам наша суета.
Снег кругом, леса нагие,
заповедные места.
6
На склоне дней бессмертья не прошу,
а требую его, как соучастник
всех тех великих, кем я дорожу
и с кем я Музу приводил на праздник.
А это значит, что в пространстве лет
я с ними постоянно сообщался
посредством мысли, где зарыт секрет,
когда и как я к слову приобщался.
7
Я успокоился и больше не пишу.
Зачем писать, когда нас не читают.
Американцам глупым подражают,
я их дебильных фраз не выношу.
А, может, стоит всё-таки писать?
Хотя бы в стол. Хотя бы для потомства.
Чтобы оно, ломая жлобство,
училось говорить, а не мычать.
8
Полюби, поэт, людей,
что с рождения страдают.
Всякий правящий злодей
их ничтожеством считает.
Если гнев тебя призвал
стать в защиту обделённых,
что Сибирь и что Урал
уголовно заселённых!
Там тюремные замки
и с прожекторами вышки,
золотой песок реки
или газовые вспышки.
Не страшись идти хоть в ад,
как туда спускался Данте.
Строкам боли будешь рад,
возвращаясь в жизнь обратно.
Вот тогда твои стихи
никакая тьма не скроет,
а ошибки и грехи
воск свечи слезой омоет.
Так бессмертие придёт,
не подверженное тленью.
Слышишь, как тебя зовёт
слово – памятник мгновенью?
Доверяй ему во всём,
и оно тебе поможет.
Потому лишь мы живём,
если скорбь нам сердце гложет.
1999 г., Москва
© Copyright: Вячеслав Левыкин, 2020
|
|
| |
НИКАКАЯ ТЬМА НЕ СКРОЕТ!!!