СВАТОВСТВО СИЛЕНА
САТИРОВСКАЯ ДРАМА
Место действия – дворец спартанского царя Тиндарея.
На сцене – Силен (крепко спит, сидя на осле), Марон (сын Силена и предводитель хора), женихи Елены; на орхестре – хор сатиров.
Менелай входит, встает посреди сцены и робко оглядывается по сторонам.
Марон
Новый жених. Пропоем ему!
Хор
Устроим, устроим всякую кутерьму.
Марон
Объясним счастливчику, что к чему.
Хор
Бери наш товар, молодой, дорогой, золотой купец!
Можно на нём богатеть, но верней прогореть вконец –
это кому какой случай, это сам кто какой борец,
молодец,
голь-стервец
да с судьбой игрец.
Марон
А даются за ей…
(разворачивает свиток, конец которого падает на пол)
три десятка хороших, больших кораблей:
ветра как на них подули,
так они сразу и потонули,
не то что корпуса – паруса макнули,
встали среди моря стоять на карауле,
ажно рыб пугнули,
но все как есть переписаны в нашей цидуле.
Хор
Бери, бери наш товар, молодой, золотой!
Его, вишь, товар, таскать не перетаскать сумой,
его, вишь, товар, латать не перелатать иглой,
за него за товар, вишь, платить не переплатить ценой –
буйной головой.
Марон
А еще дается за нею дом-дворец:
за полдня не пройти из конца в конец,
углы ветром метёны,
полы дерном мощёны;
двери ни круглы, ни квадратны,
ни в них ни войти, ни выйти обратно;
окна – сколько в них не смотри,
а видишь снаружи то же, что изнутри,
а счетом их не меньше чем сто тридцать три;
потолки – рукой не достать;
куда ляжешь, там тебе и кровать,
где сядешь, там и можно срать.
Хор
Еще дается победителю спора,
ради прибытка вящего и кругозора,
область, которую не обскачешь скоро.
Марон
Вот смотри, молодой, золотой, – карта;
вот на ней нарисована земля эта, как есть, Спарта,
где с октября до марта
на луну воем,
пьем запоем –
и тебя, дурака, к делу пристроим;
и где с марта до октября
пашем, сеем – и все труды наши никак не зря:
сеяли рожь,
да весь ее род не всхож;
сеяли овес –
ветер его унес;
сеяли просо,
да тут залаяли два барбоса,
откусили одному половину носа,
а другой убежал, и нет с него никакого спроса.
А еще мы сеяли озимую и яровую пшеницу –
уж одна какая-нибудь могла бы и уродиться,
как бы так по лету случиться,
чтобы отелиться…
опороситься…
заколоситься.
Вот не сеяли лебеду,
так и она не взошла, нам на беду.
Хор
А еще что приданое?
Марон
Сундучок,
в нем бельишка, да платьица один, другой, третий клочок,
да еще тряпьишко, про которое я молчок;
да еще одежонку пошил народ –
так ли, этак прикинь, а всё наверху испод;
да еще сапожки для всяких разных погод:
зимой в них преть,
летом холод лютый терпеть.
Золотишко там знатное: дунь, плюнь,
потри хорошенько – будет латунь;
жемчуга окатого – шаром кати;
каменья богатого – дворы мости.
Хор
И про ту, за которой всё это даем-придаем,
расскажем, расскажем – зря, что ль, мы хлеб жуём!
Марон
А невестушка –
сера из ушка,
что кувшин башка,
борода густа,
сама как глиста –
не сися-ста.
Глазки ее краснЫ,
губки ее белы,
зубки ее черны,
волос тонок,
лязг костей звонок,
кожа из множества лоскутов и перепонок,
висит вислом;
пахнет она козлом,
но кто помянет ее за это злом!
Хор
А кому молодой, золотой попадет в зятья?
Кого присмотрели ему сватья?
От кого не будет ему житья?
Марон
А родня у тоё невесты
живет не скупо и не бесчестно –
породниться с такими куда как лестно.
Мать у нея по-лебединому га-га-га, гу-гу-гу –
я и передать такого голосом не могу;
то яйца отложит, то так в стогу
сидит, сложив ногу на ногУ.
А отец у нее ничего, не глуп,
а что лаптем хлебает суп,
так за то с него особый спрос; глядит на пуп,
размышляет и всё, падла, хлюп да хлюп.
А первый у ее брат –
бороться хват;
а второй брат –
на коня и рад;
еще есть у ей сестра –
блядь умом востра,
сбоку глянь – вроде топора,
а спереди и не видать ни хера.
Одного не хватает во всей родне – главного дурака,
но это только ты в дом не вошел пока.
Хор
Бери наш товар, молодой,
бери, золотой,
бери, бриллиантовой!
Силен (проснувшись, пьяным голосом)
Беру.
Марон начинает пинками выгонять женихов со сцены. Хор помогает ему.
Хор
Греции всей каменистой нечистый сброд,
нахуй их всех: героев, царей, народ.
Из толпы женихов начинают выходить по одному и говорить за себя.
Хилого из Атридов, с вялым удом, душою вялой,
нахуй его, Менелая, – пусть жужжит, не имея жала.
Рыжего итакийца, пройдоху и пустомелю,
нахуй его, Одиссея, – он и сам в стороне, не в деле.
Властного из Атридов, строителя наших ратей,
нахуй его, Агамемнона, кто нас на войну потратит.
Мощного из Аяксов, с безумием, вишь, во взгляде,
нахуй его, Теламонида, – овец пусть кровавит, гладит.
Малого из Аяксов, охальника, богохула,
нахуй его, Оилида, волной смыло, ветром сдуло.
Старого – всё трясется тело-плоть, сера кожа –
нахуй витию Нестора –
(несколько женихов, хором)
и потомство витии тоже.
Юного – всюду первым суется, пути торопит –
нахуй Протесилая: к Елене-то путь протоптан.
Дерзкого представителя – вид, глас, позор народа –
нахуй его, Терсита, нахуй его, урода.
Хор
Нахуй их всех, приплывших из-за нее!
А мы за жениха Силена, за невесту Елену пьём!
Марон выводит на сцену женщину под покрывалом и отдает ее Силену.
Марон
Вот так она, правда правд, сбылась –
лучше, чем Стесихорова,
правдивее, чем Гомерова…
Наша тихая, не военная.
Начинается общая песня актеров и хора.
ПЕСНЯ
Это я тебе говорю, паря,
не для басы-красы,
не по-шутейному тарабаря,
не замочив усы
в пиве-вине, –
трезвый я, не
пивший,
в войнах-боях,
в ранах-смертях
бывший.
Это я тебе говорю прямо:
всякой войны итог –
белые черви, черная яма.
Так помогай нам бог
бить в правоте,
мы ведь не те
против
кого идем,
кому проткнем
плоти.
Это я тебе говорю: после
всякой большой бузы,
рядом с победой и смерти возле,
всяческой лжи в разы
больше, наглей
она, и в ней
наша
правда дана –
чуть лжи она
краше.
Это я тебе говорю точно:
если мы все умрем,
выйдем от пира, ляжем бессрочно,
станет могила дом –
похую всё:
смерть унесёт
в Лету
дружбу, вражду;
лежу, не жду
света.
Это я тебе говорю тихо:
ты отступись – пей, пей;
судьбы отводит наших и ихних,
не хочет лить кровей
Клио. Ушла,
вас не взяла:
мы ей
голь, чернь, рвань, пьянь,
всякая дрянь –
живы.
|