Всю зримую землю, однако,
Измеривши в поте лица,
Плывёт Одиссей на Итаку,
Предчувствуя радость конца.
Стенания пленной Европы
Харибдою ограждены,
И, пьяные бродят циклопы,
В предчувствии плоти жены.
Умолкли Сирены и стоны
Попутчиков бедных моих…
Да вот ни возьмись, листригоны,
И, - как отвязаться от них?
Летят смертоносные камни,
И грузят на дно корабли.
О, Зевс – Громовержец, не дай мне,
Загинуть в безвестной дали!
Да сколько всё это продлится,
К какому прибьётся концу?
Ведь, завтра разбудит Калипсо,
Ударив меня по лицу.
И, - нет от судьбы панацеи,
Дорога длинней и длинней,
И снова, - колдунья Цирцея
Мужчин обращает в свиней.
И как удивительно рыло
На абрисе чётком лица,
Как то, что бывало да сплыло,
В текучем лице подлеца.
Измученный дальней дорогой,
Во гневе кричу всё сильней:
«Колдунья! Меня ты не трогай!
Гадай на удачу скорей!»
Авось, через бурные волны,
Увижу в любимой дали,
Как трюмами жертвою полны
Пристанут мои корабли.
Пристанут к причалам Итаки,
И стану я жив и здоров,
Когда, после смуты и драки,
Сведу на расстрел женихов.
Как старый и собранный воин
Я стану краснеть и не раз,
За то, что мой мир не достроен,
А, сын Телемах – педераст.
И вот в мегароне, на трупах,
Предчувствуя буки и ять,
Я только смогу молвить глупо:
«Куда мне опять отплывать?»
…Проветривши зал, Пенелопа,
Мне кинет словесный кинжал:
«Ты,- бледная калька циклопа,
Зачем вообще приезжал?»
24.03 2020.
|