Приближение осени явственно – лето ржавеет.
Всё обыденней листьев – изгоев хитиновый хруст.
Август бьётся в агонии зноя, но всё холоднее
градус ночи, сравнимый с пониженным градусом чувств.
Тротуары рыжеют. Но, будто бы веруя в чудо,
что вернёт тополям - отправителям письма рассвет,
миллионы адептов смешной философии Будды,
превращаются в мумий, испив обжигающий свет.
Нет, поставлена точка. Сегодня. И в новом рассвете
дворник, принявший горькой две стопки на грудь «для души»,
подтолкнёт их в прохладой Кайласа пропитанный ветер,
что швырнёт инкарнации душ под колёса машин.
Захлебнувшись в бензиновом хрипе стальной колесницы,
проржавевший насквозь до ажурной фактурности лист,
абразивом асфальта растёртый на микрочастицы
мир реальный покинет, как самоубийца карниз…
Я душой проржавел до трухи… От дождей неурядиц,
от утраченной веры, раздавленной в кляксу любви.
Я скриплю поржавевшим пером в порыжевшей тетради,
мышьяковой инъекцией прошлого явь отравив.
Это осень. Моя. Захлестнули проблемы, заботы…
Панацеи Весны от воздействия Осени нет.
На страницах альбома ржавеют от времени фото
и в шкафу - бечевой перевязанный писем пакет.
Серебро на висках… Это осени личной примета…
В подражание дворнику дёрнуть бы с горя «полста»,
помянув в куполах отражённое ржавое лето,
изорвавшее платье о ржавые плечи креста.
|