В моих кишках бурлит огонь от вёсен,
в пустыне я под ливнями бреду
и кровоточит нижняя из дёсен,
и кажется, что я бреду в аду.
Ложь, сплетни, рифмы эти, поэтессы…
Эх, как достало это всё меня!
От них, наверное, во рту абсцессы,
а в животе бурление огня.
Но я, восстав на предсказаний плаху,
былых воспоминаний не пожну!
Сорвав с себя последнюю рубаху,
я не пойду немедленно ко дну.
Останусь шустрым и лихим пострелом,
от веры и любви не отрекусь
и не боясь расправы и расстрела,
я из пустыни рифм назад вернусь.
И не страшась чумы на оба дома,
возголошу на весь крещёный мир
свой старый стих из старого альбома
про величавый беззаботный пир,
нам Пушкиным завещанный когда-то –
отростком эфиоповых царей…
Давайте ж выпьем за него, ребята,
и станем веселее и бодрей.
|
Как с рифа или с эстакады
Нам скажет Пушкин :
Братцы, ну и пусть
Поэт поймёт поэта (буду гадом) Чистая отсебятина