Наклонюсь и поддену рукою
ворох клейко-липучих листков.
Поделюсь с ними чёрной бедою –
поднесу к седине у висков
и прилягу на чёрную землю –
мать всего, что на свете жило –
и природы дыханию внемля,
я почувствую почвы тепло.
Но не слишком ли великолепно
мне лежать подле белых берёз?
Не пора ли вставать и к молебну
припасти пару пригоршней слёз?
Тут квакуши торжественным хором
вдруг заквакали: встань и иди!
Я поддался живому укору,
что-то враз защемило в груди…
Не свернуть-повернуть – только прямо –
по палящей тяжёлой жаре
я пошёл к златоглавому храму,
что белел на дремотной горе.
|
И только так!
Сильно!